деньги.
Самвел. А почему у тебя?
Федор. Сама отдала, еще в поезде. Думал, пусть лежат, целее будут, перед отъездом отдам. А теперь, значит…
Самвел. Вот и разбогател.
Федор. Разбогател… Слушай, у нее даже на вагон-ресторан нету. Двадцатка всего и была!
Самвел. Если без плацкарты — хватит.
Федор. Но как же это вышло-то?
Самвел. Ты меня спрашиваешь?
Федор, Где-то была бумажка с телефоном…
Самвел. Человек не иголка, найти можно.
Федор /берет Зоино письмо, читает/. Родной мой мальчик!.. /Опускает голову./
Зоя. Родной мой мальчик! Вот и пригодилась двадцатка, которую ты так неосторожно мне оставил. Женщина проявила независимость. Не хмурься и не сердись за внезапное бегство — я просто боялась официального прощания и вынужденных слов про будущее. У нас с тобой нет будущего, я это быстро поняла. Что ж, зато теперь есть прошлое. Я где-то читала, что некоторым больным, чтобы сердце не остановилось, зашивают под кожу маленький моторчик. Сейчас и у меня есть такой моторчик — наши четырнадцать дней… За меня не беспокойся — по рукам не пойду и в монастырь не постригусь. Этим летом поступлю в институт, на вечернее или заочное. Ты так хотел, и я поступлю. Помнишь, тогда ночью ты подарил мне свои глаза? Спасибо, милый, я теперь на многое в жизни буду смотреть твоими глазами… А тебе желаю здоровья, радости и женщину, от которой ты захотел бы детей. Прикасаюсь к тебе. Твоя девочка на две недели.
Зоя исчезает.
Федор. Видишь — букетик оставила. /Берет букетик. / Давай закончим?
Самвел. Давай сегодня — хватит. Извини, конечно, но лучше сейчас лечь.
Федор. Лягу, куда денусь… Чего-то плечо тянет.
Самвел. Левое?
Федор. Вот здесь.
Самвел. Это сердце. Просто в плечо отдает. У меня тоже было.
Федор. Ерунда, мышцу потянул. Сердце у меня никогда не болело.
Самвел. Тогда получается — в первый раз. Но ты не огорчайся: болит — значит, есть…
