В вестибюле, перед пылающим камином, сидел швейцар. Роскошь этого помещения, тепло и комфорт навеяли на Сильвию отчаяние, она почувствовала себя усталой и выбитой из колеи.
Швейцар встал и очень вежливо поздоровался с Сильвией, когда она прошла мимо него.
Она подошла и остановилась, чтобы пропустить вошедшего в вестибюль мужчину.
Это был Монти, который пришел, чтобы просмотреть корреспонденцию Китти и переслать ей письма.
При виде жены он замер на месте, тупо уставившись на нее, а Сильвия невольно подумала о том, что он отлично выглядит и совсем не кажется несчастным.
— Китти уехала в Африку. Я заглянул сюда, чтобы просмотреть ее письма, — бросил он.
— Ага, да… — пробормотала Сильвия. Ей больше нечего было делать здесь. Она неуверенно улыбнулась Монти и, широко распахнув дверь, стала спускаться по мраморным, мокрым от дождя, ступеням. Тихая улица была погружена в темноту, которую прорезывали фонари автомобиля, стоявшего у подъезда.
Внезапно за спиной Сильвии раздался голос Монти:
— Послушайте, куда же вы идете? Ведь на улице дождь и… — он схватил ее за руку. — Что вы намерены делать?
Он испытывал какую-то странную неловкость в ее присутствии, чего совсем не бывало раньше. Вот перед ним Сильвия, его жена, она призналась ему в том, что любит другого…
Но все это не трогало его, в его душе умерли прежние чувства. Он не мог с уверенностью сказать, что совсем разлюбил Сильвию, но то, что она не имела сейчас прежнего значения в его жизни, было ясно. Кроме того, она как-то нехорошо действовала на него, навевала на него тоску.
Все эти мысли беспорядочно громоздились в его мозгу, пока он стоял на подъезде, держа Сильвию за руку и морщась от ветра и дождя. Монти заехал сюда по дороге в клуб, где должен был обедать: тетерев, камбала, бокал номера четырнадцатого, потом партия в бридж и танцы в Эмбэсс, или где-нибудь в другом месте.
И как раз в тот момент, когда продрогший от дождя Монти понял, что пережил свою любовь к Сильвии и что ее присутствие только тяготит его, к дому подъехало такси, за которым следовал второй автомобиль, доверху нагруженный багажом. Из такси вышла Китти, закутанная в меха, и радостно позвала: «Монти!»
Он бросился к ней навстречу и повел ее в теплый, ярко освещенный вестибюль. Сильвия молча вошла вслед за ними, усталая и побледневшая.
Китти, весело улыбаясь, говорила:
— Подумайте только, как мне повезло. Я заболела в Саутгэмптоне и пропустила пароход… Потом поехала в Париж, оттуда в Гавр, но по дороге решила вернуться домой. Что пользы от этих поездок, если дома ждут друзья?
Она внезапно заметила Сильвию и воскликнула:
— Как, Сильвия здесь?
— Она только что приехала. И я встретил ее в дверях. Я пришел за почтой для вас, — пояснил Монти.
Китти ласково взяла Сильвию за руку. Несколько минут спустя они все сидели в уютной столовой Китти. В камине потрескивали дрова; на столе появились закуска и напитки.
— Ах, как я рад, как я счастлив, что вы уже дома, — в сотый раз твердил Монти, улыбаясь Китти.
Сильвия тогда только вспомнила, зачем она здесь и куда хочет пойти.
Внезапно, охваченная гордостью и обидой, она очень спокойно пояснила им причину своего возвращения в Лондон.
Веселье и непринужденность, царившие до этой минуты, сразу исчезли. У Китти стал серьезный, у Монти сердитый вид.
— Васси, доктор — вы его знаете, — выпалил Монти, — говорил со мной о Рентоне. Я ударил Рентона и поэтому он болен теперь. Васси все расскажет вам. Поезжайте сейчас туда, возьмите мой автомобиль, а потом возвращайтесь домой… Не беспокойтесь, я буду ночевать в клубе. — Он нервно почесал затылок. — Мы завтра поговорим обо всем. Миссис Роуэлл дома. Она ничего не знает. Я ей сказал, что вы гостите у знакомых. Вы ничего не имеете против, если я не провожу вас к автомобилю?
Сильвия спустилась в вестибюль; ей вдогонку слышался смех Монти и хлопанье пробки.
Сильвия почти ничего не сознавала, ее охватил озноб и сильная усталость.
Она поехала в автомобиле Монти на Сент-Джемс-Сквер и попросила шофера подождать ее.
Васси не было, и к Роднею никто не мог зайти. Врача ждали с минуты на минуту. Сильвия опустилась на диван в той самой гостиной, где виделась с Роднеем в последний раз. В комнате было тепло и тихо и необычайно уютно.
Когда Васси вошел в гостиную, Сильвия спала, подперев голову.
Он поднялся наверх и сообщил об этом Роднею.
— Теперь у вас от радости подымется температура, — улыбаясь, сказал Васси.
Родней улыбнулся в ответ и вопросительно взглянул на него.
— Нет, вы, конечно, не можете отправиться вниз! — сказал доктор. — Я не знаю даже, привести ее сюда или прямо отослать домой…
— Если вы сделаете последнее, то у меня непременно повысится температура, — мрачно предсказал Родней.
Васси состроил весьма выразительную гримасу и вышел из комнаты. Он спустился вниз и осторожно разбудил Сильвию.
— Как Родди? — спросила она.
— Он серьезно болен, — ответил Васси, — но поправится. А сейчас хочет видеть вас.
Он проводил Сильвию до дверей комнаты Роднея и ушел.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
«Мы созданы друг для друга, — думал Монти, возвращаясь в тот вечер от Китти в клуб. — Как она хороша собой! Она обрадовалась мне, она сама говорила мне об этом. С ней так легко, спокойно и просто себя чувствуешь. Пускай люди думают обо мне, что хотят, но нельзя ведь отрицать, что, если впутываешься в чужую жизнь и разбиваешь ее — это ни к чему хорошему не приводит. Какого черта удерживать женщину, даже собственную жену, если она не любит меня? Прошло уже то время, когда мужчины устраивали скандалы и мстили сопернику. Что толку в этом? Любви не вернешь все равно. Кстати, война изменила многое, и развод в наши дни — сущие пустяки, стоит только захотеть…»
Китти любила его… Монти чувствовал это… Она ему очень предана и сумеет создать у них в доме обстановку, которую он так любил: чтобы у них можно было весело провести время с друзьями, комфорт…
Клуб показался ему мрачной дырой… Монти вспомнил, что ночевал здесь последний раз в ночь перед свадьбой… А теперь он снова здесь потому, что решил дать Сильвии свободу.
«Я ее любил так, как больше никого не сумею любить, — подумал Монти. — Но это не значит, что жизнь кончилась, наоборот…»
Он постарался отогнать от себя мысли о Сильвии, но это было очень трудно. Он долго сидел у окна и когда, наконец, поднялся, устало сказал самому себе:
— Вот и все… кончено… Ну что ж, так, видно, суждено.
