Белая «сто девятая». Серый «ниссан прайд», — водилу Левчик задушил струной, музыкант херов, а тот перед смертью возьми да обделайся. Хрен его знает, каким таджикам Сочин тогда поручил салон отмывать, но больше водил в салоне убивать зареклись. Красная «ноль девяносто девятая»; рулевой побежал. Я тогда схватил ствол и хотел в ногу выстрелить, а выстрелил почему-то между лопаток, водитель упал как-то так… своеобразно, что ли. Как будто после выстрела сразу умер. Но Левчик потом долго над ним куражился. Черт его, я не смотрел, живой он был или так, ради веселья пацаны ураганили.
Все оно как во сне, как будто не со мной было. Я ж нормальный человек, правда. Никто не поверит, я знаю, и этот вот, кто со мной впритирку, у которого ТТ9 в кармане, он тоже меня за человека не считает. Наверное, когда сидят в зале суда такие, как я, и говорят, — люди, я нормальный, серьезно, просто запутался, — каждый думает: охренеть запутался. Восемь трупов, — он запутался. Но это действительно так.
Вообще, это бред, — ведет меня Солдат под прицелом, как будто это в детективе. Да убил бы он меня без разговоров, если бы это было в реальности, а пластик лежал бы в камере хранения до второго пришествия, или открыли бы как-то, подобрали бы код. Я здесь не единственный, кто с электроникой дружит. Нашли бы кого-то.
Так что это все сон.
И тогда, когда вязали одному деду руки, арматурой пробили череп и горло перерезали, — это тоже сон. Я двадцатичетырехлетний специалист компьютерных технологий и разработчик консольных интерфейсов. На мне не может быть восьми трупов.
Но почему-то я помню. «Мицубиси тайфун». «Финли ноль девять». Еще один «тайфун», его так и не удалось продать, кроме некоторых запчастей, и его скелет гнил на даче Левчика, как гнил в лесах скелет его хозяина пятью километрами дальше.
Зря мы это.
Нет, я правда раскаиваюсь.
Точнее, я сожалею. Я жертва обстоятельств. Сочин иначе убил бы меня, а я и сейчас не хочу быть убитым.
И последний ховер. «Нива». Отечественный ховер, поеденный ржавчиной и побитый временем. Зачем мы его брали, я не знаю. Понятия не имею, куда Сочин собирался его пристроить.
Именно бессмысленность последнего дела и сломала меня. Перебил ИД, надвинул шапку — и ночью ушел. Через время сделал пластик, — не знаю, наверное, как какой-то спасательный круг, который все равно нихера не поможет тому, кого топят. Я снимал и писал, — то ли для анализа работы, чтобы впредь работать чище, то ли готовился к таким случаям, зная, что конец наших преступлений неминуем. Помимо этого скинул содержимое пластика в междусеть на дроплинк, и по первой команде информация станет общим достоянием. Когда я был студентом, я искренне, считал, что информация должна быть общим достоянием.
И, конечно же, подтвердил свои убеждения делом. По пьянке растрендел незнакомым харям, наверное, даже показывал кому-то. А утром, поняв, что сотворил, закрыл пластик на вокзале и залег на дно. Бородень отрастил, волосы перекрасил.
Чтобы через пару дней меня нашел Солдат.
Я очень не хочу умирать.
Мне даже не страшно. Это усталая обреченность теленка, которого ведут на убой. Я устал бояться, устал, понимаете? — хочется крикнуть мне и завыть, упасть на асфальт и закрыть ладонями лицо, как будто мне пять лет.
Да пошло оно все. Засовываю руку в карман.
— Руки, — тихо, с явной угрозой выплевывает Солдат.
— Я за сигаретами, — объясняю, лихорадочно нажимая заученную комбинацию кнопок на КПУ. Всегда много думаю перед дракой, всегда мучительно оттягиваю момент бегства, но в обращении с электроникой нет ни мыслей, ни сомнений. Вот где я герой.
Я много раз репетировал этот момент.
Жму кнопки совершенно автоматически и быстро.
Достаю сигареты, показываю Солдату пустые руки.
Он даже представить себе не может, что за пять секунд можно дать сигнал в междусеть и инициировать рассылку. Адреса отборные: СБУ, милиция, знакомые и незнакомые юристы. Я хорошо подготовился
Черт, все как в плохом кино. Кому рассказать — не поверят.
— Как там Сочин?
Могу себе позволить. Заслужил.
— Взяли Сочина, — неожиданно покладисто отвечает Солдат. — Левчика взяли. Они на допросах друг друга топили-топили, а на очной ставке о тебе вспомнили. И мусора копытами землю роют, тебя ищут. Организатора, координатора. Меня ищут. Так что отдавай пластик, мы его посмотрим, если мне там все понравится, — фотографии, видео, аудио, нахер, — то вали отсюда на все четыре стороны.
Он впервые за время нашего знакомства улыбается.
— Ты мне и нахер не нужен. Я не хочу, чтоб на мне висяк из восьми баранов был.
— По телевизору молчали об этом, — я, наверное, побледнел очень сильно. Настолько сильно, что в глазах Солдата даже появился какой-то намек на сочувствие.
— Кипиш поднимать не хотят. Мусора указание дали молчать. Или хер его знает, кто.
Это самый глупый и несуразный из всех снов, что мне снились.
— Харе беседовать, — он снова собран и конкретен. — Идем.
В информации, что содержится на пластике, нет ни слова о Солдате. Бухал с нами, расстреливал водил пару раз, но я о нем не сказал ни слова. Сочина и Левчика я боялся и ненавидел, потому выложил о них все. А о Солдате промолчал.
Ему бы все понравилось, я уверен.
Да только сейчас на вокзале уже должны быть «беркута». Как только мы подойдем к камере хранения, нас умело отработают, мы упадем мордой в пол, и все это, наконец, закончится. Пусть Солдат сам отмазывается, какого он шел за мной к камере, да еще и со стволом в кармане. А что будет дальше с ним и со мной — меня уже не волнует.
Хуже не будет точно.
Я надеюсь, что «Беркут» уже на месте.
У нас мораторий на смертную казнь, так что я проживу еще долго.
Отвечу на все вопросы. Честно и без утайки.
Там есть книги. Кормят. Одиночная камера.
Там я перестану бояться.
Лобода А. Три желания капрала Хюпшмана
'Они хотят, чтобы меня трахали. Им ничего от меня не нужно, кроме траха. Прямо на сцене, с такой же обезьяной как они сами. С палкой… Они хотят видеть этот херов микрофон в моей заднице. А я раздвигаю ноги, да-да, сама раздвигаю их… Потому что они ликуют, потому что они платят, потому что они рисуют мои плакаты… Я не могу больше…'
— Где хозяйка квартиры 67? — спрашиваю, едва отжав звонок.
Женщина покосилась на соседнюю с ней дверь.
— А Вы кто такой? — нагловатый прищур и дерзкое запахивание драного халата на груди.
Со вздохом достаю удостоверение. Тетка изучает едва не под лупой. Документ настоящий, но для таких, как она можно было и на принтере самодел распечатать. Главное, глаза сузить, мол, вертела она нас всех…
Скупой кивок. Контакт налажен.
— Ее давно не было. Очень давно. Вообще-то она едва въехала, как пропала. Я ее два раза-то и
