'- А вы еще дайте.
Волдырев вернулся к столу и положил на раскрытую книгу зеленую бумажку.
Чиновник снова потянул к себе книгу и занялся перелистыванием, и вдруг, как бы нечаянно, поднял глаза на Волдырева. Нос его залоснился, покраснел и поморщился улыбкой.
Ах... что вам угодно? - спросил он' [С.2; 227].
Деньги получены. Механизм запущен. Это раскрывается еще одним сравнительным оборотом:
'Чиновник ожил, точно его подхватил вихрь. Он дал справку, распорядился, чтобы написали копию, подал просящему стул - и все это в одно мгновение' [С.2; 227].
И повествователь, и читатель, и проситель Волдырев прекрасно понимают, что 'как бы не замечая' и 'как бы нечаянно' - это игра с целью вымогательства.
Чиновник лишь делает вид, что 'не замечает', как чуть позже, получив деньги, делает вид, что готов совершенно искренне, из симпатии к посетителю, сделать для него все необходимое. Об этом в финале говорится недвусмысленно: 'И когда Волдырев уходил, он провожал его вниз по лестнице, приветливо и почтительно улыбаясь и делая вид, что он каждую минуту готов перед просителем пасть ниц' [С.2; 227].
Разоблачение состоялось.
Не зря этот рассказ был так популярен у литературоведов, писавших о чеховской сатире на чиновничий, бюрократический произвол в самодержавной России.
В таком контексте рассмотренные сравнительные обороты становились действенным средством создания сатирического образа.
Но, как мы уже могли убедиться, использование ситуативных сравнений у Чехова гораздо разнообразнее и не ограничивается сатирическим заданием.
Писатель стремился как можно полнее раскрыть возможности, заключенные в ситуативных оборотах. И нередко доверял им решение самых ответственных художественных задач.
Отчасти близки к ситуативным сравнительным оборотам предположения, предваряемые каким-либо вводным словом.
Вот пример из рассказа 'Осенью' (1883): 'Ветер выл волком, визжал и, видимо, старался сорвать с петель кабацкую дверь' [С.2; 236].
В целом это уже не сравнительный оборот, хотя чеховское пристрастие к сравнениям проявилось и здесь, в словах 'выл волком'.
Можно предположить, что такая форма развилась из сравнительных конструкций, в которых союз 'точно', 'словно', 'как будто' легко заменить вводным словом. С.23
Во всяком случае, сравнительный оборот так же легко восстановить, проведя обратную замену: 'точно старался сорвать с петель кабацкую дверь'.
Вариант с вводным словом тоже характеризуется предположительностью, но утрачивает неопределенность и многозначность.
При этом конструкция сохраняет признаки микроструктуры с ее относительной самодостаточностью.
Нечто похожее обнаруживаем и в финале рассказа: 'Холод становился все сильней и сильней, и, казалось, конца не будет этой подлой, темной осени' [С.2; 241]. Здесь неопределенность, нестрогость высказывания восстанавливается благодаря семантике вводного слова.
Данные конструкции как бы 'закольцовывают', обрамляют сюжет, хотя эта их функция не столь подчеркнута, как в случае со сравнительными оборотами из рассказа 'Слова, слова и слова'.
Чеховские ситуативные сравнения претерпевали примерно ту же эволюцию, что и сравнения более простых видов, подчиняясь действию общих тенденций, характерных для творчества писателя в тот или иной период.
Постепенно сравнительные обороты рассматриваемого типа все отчетливее обнаруживают свою способность образовывать некие микроструктуры, обладающие той или иной мерой самостоятельности по отношению к художественному целому.
Рассказ 'В море' (1883) дает наглядное тому подтверждение:
'Мелкая дрожь пробегала у меня от затылка до самых пят, точно в моем затылке была дыра, из которой сыпалась вниз по голому телу мелкая холодная дробь' [С.2; 268].
Жутковатый и сложный образ.
Представить все это целиком довольно трудно. Возможно, достаточно было бы сказать 'точно сыпалась вниз по голому телу мелкая холодная дробь'. Эта 'дыра' в затылке как-то мешает, наверное, в силу своей неестественности и избыточности.
Но Чехов, должно быть, использовал именно такой образ ввиду неестественности, гротескности описанной в рассказе ситуации.
Примечательно, однако, что для описания крайне возбужденного, взвинченного состояния молодого матроса автор избирает ситуативное сравнение.
К подобному обороту прибегает Чехов и в эпизоде подглядывания за новобрачными:
'Я плотнее прижал грудь к стене, как бы боясь, чтобы не выскочило сердце' [С.2; 270].
Эта фраза более привычно прозвучала бы в третьем лице.
Но здесь звучит голос героя-рассказчика, говорящего о самом себе.
Уместна ли в данном случае неуверенно-предположительная форма 'как бы боясь'? Быть может, герой, охваченный волнением, сам не понимает, что с ним происходит?.. Во всяком случае, именно такой эффект создает форма 'как бы'. С.24
Некоторая неуверенность в собственных оценках проявляется в рассказе молодого матроса и далее: 'Мне казалось, что она страдает, что она борется с собой, колеблется, и в то же время черты ее выражали гнев. Я ничего не понимал.
Вероятно, минут пять мы простояли так лицом к лицу, потом она отошла и, остановившись среди каюты, кивнула своему пастору - в знак согласия, должно быть' [С.2; 270].
Некоторые детали происходящего были просто плохо видны матросу, подглядывающему через отверстие в стене:
'Англичанин-банкир вынул из кармана какую-то пачку, быть может, пачку банковых билетов, и подал пастору' [С.2; 271].
Но суть того, что делается у него на глазах, молодой матрос все же понял.
И чтобы передать его потрясение, автор вновь прибегает к сравнению:
'Я отскочил от стены, как ужаленный. Я испугался. Мне показалось, что ветер разорвал наш пароход на части, что мы идем ко дну' [С.2; 271].
Два последних предложения по сути представляют собой разорванный сравнительный оборот.
Его можно реконструировать. И тогда высказывание будет выглядеть примерно так: 'Я испугался, словно (как будто, точно) ветер разорвал наш пароход на части и мы идем ко дну'.
Не исключено, что придуманной нами фразы не было и писателю не пришлось разбивать ее на два предложения, чтобы избежать нанизывания сравнительных конструкций.
Но связь этих предложений со сравнительным оборотом представляется весьма близкой.
Для Чехова на всех этапах его творческой эволюции было характерно стремление соотносить описываемую ситуацию с какой-либо другой, порой даже противоположной по смыслу.
Последнее обнаруживается, например, в рассказе 'Альбом' (1884): 'Затем начальник сделал рукой жест, означавший, что он от волнения не может говорить, и заплакал, точно ему не дарили дорогого альбома, а, наоборот, отнимали...' [С.2; 381].
По отношению к Чехову особенно справедливо замечание Е.Замятина: 'Чем богаче способность к ассоциации, - тем богаче образы автора, тем они оригинальней и неожиданней'. Уж чего-чего, а неожиданных ассоциаций в чеховских текстах - с избытком.
В рассказе 'Дачница' (1884): 'Бреется он с озабоченным лицом, с чувством, с толком, словно телефон выдумывает' [С.3; 12].
Как видим, соотносятся достаточно далекие ситуации.
Любопытную отсылку к другой ситуации, но - иной формы, находим в рассказе 'Из огня да в полымя'
