Стихотворения. Поэмы

По случаю первой годовщины со дня смерти В. И. Ленина Есенин написал стихотворение «Капитан земли». К ленинской теме Есенин обращался также в других произведениях этих лет («Анна Снегина», «Песнь о великом походе» и др.).

Подзаголовок произведения — «Отрывок из поэмы «Гуляй-поле» — связан с замыслом Есенина, возникшим еще зимой 1921–1922 годов. Есть свидетельства, что летом 1924 года Есенин работал над этой поэмой. Поэт И. В. Грузинов писал, что он слышал поэму в авторском чтении. По его словам, «поэма была почти вся сделана, оставалось обработать некоторые детали» (см. сб. «Сергей Александрович Есенин». М.—Л., 1926, с. 133–134). В настоящее время известны только несколько черновых набросков, тематически связанных с этим замыслом (см. Собр. соч., т. 3, с. 362–363).

131

Песнь о великом походе — Рукопись поэмы помечена июлем 1924 года.

132

Ни ногатой вас не взять, // Ни резанами… — Ногата и резань — старые русские денежные единицы.

133

Поэма о 36 — Черновик поэмы помечен 1–6 августа 1924 года. Поэма была написана, в частности, под впечатлением рассказов политкаторжанина И. И. Ионова, работавшего в то время в Ленинградском отделении Госиздата. В. И. Эрлих отмечал: «В Госиздате сидит у Ионова до трех, до пяти» («Воспоминания», с. 453). О впечатлении, которое на поэта произвели рассказы И. И. Ионова, вспоминает Г. А. Бениславская: «Его горение заставило Сергея Александровича над чем-то в нашей общественной жизни задуматься: он толкнул его на «Поэму о 36» (цит. по кн.: В. Белоусов. Сергей Есенин. Литературная хроника, ч. 2. М., 1970, с. 299).

134

Может случиться с тобой… — А. А. Есенина отмечает, что в этих строках отразилось впечатление от песни «Паша, ангел непорочный, не ропщи на жребий свой…», которую часто пел отец поэта (см. «Воспоминания», с. 59).

135

Анна Снегина — В поэме отразились впечатления от поездок в родное село Константиново в 1917–1918 годах. Старшая сестра поэта, Е. А. Есенина, вспоминает:

«1918 год. В селе у нас творилось бог знает что.

— Долой буржуев! Долой помещиков! — неслось со всех сторон.

Каждую неделю мужики собираются на сход. Руководит всем Мочалин Петр Яковлевич, наш односельчанин, рабочий коломенского завода. Во время революции он пользовался в нашем селе большим авторитетом. Наша константиновская молодежь тех лет многим была обязана Мочалину, да и не только молодежь. Личность Мочалина интересовала Сергея. Он знал о нем все. Позднее Мочалин послужил ему в известной мере прототипом для образа Оглоблина Прона в «Анне Снегиной» и комиссара в «Сказке о пастушонке Пете».

В 1918 году Сергей часто приезжал в деревню. Настроение у него было такое же, как и у всех, — приподнятое. Он ходил на все собрания, подолгу беседовал с мужиками» («Воспоминания», с. 43–44).

В поэму введены названия находящихся в тех же краях села Радово и деревни Криуши. В пейзаже, в лирических сценах поэмы тоже отразились константиновские впечатления. Прообразом героини поэмы в определенной степени послужила владелица имения в Константинове Лидия Ивановна Кашина, хотя обстоятельства ее собственной жизни мало чем напоминают судьбу Анны Онегиной в поэме. Младшая сестра поэта, А. А. Есенина, пишет:

«За церковью, у склона горы, на которой было старое кладбище, стоял высокий бревенчатый забор, вдоль которого росли ветлы. Этот забор, тянувшийся почти до самой реки, огораживавший чуть ли не одну треть всего константиновского подгорья, отделял участок, принадлежавший помещице Л. И. Кашиной, имение которой вплотную подходило к церкви и также тянулось по линии села.

Л. И. Кашина была молодая, интересная и образованная женщина, владеющая несколькими иностранными языками. Она явилась прототипом Анны Снегиной, ей же было посвящено Сергеем стихотворение «Зеленая прическа…», а слова в поэме «Анна Снегина»:

Приехали.
Дом с мезонином
Немного присел на фасад.
Волнующе пахнет жасмином
Плетневый его палисад, —

относятся к имению Кашиной» («Воспоминания», с. 51–52).

Есенин любил свою «Анну Снегину» и высоко ее оценивал. В период работы над поэмой он писал другу: «Работаю и скоро пришлю Вам поэму, по-моему, лучше всего, что я написал» (Собр. соч., т. 5, с. 143). Но современная Есенину критика поэму по-настоящему не оценила. Даже авторское чтение не помогло понять всей значительности произведения. По поводу одного из таких выступлений Есенина В. Ф. Наседкин вспоминал: «…случилось так, что прекрасная лирическая поэма не имела большого успеха. Спрошенные Есениным рядом с ним сидящие за столом о зачитанной вещи отозвались с холодком» (В. Наседкин. Последний год Есенина. М., 1927, с. И). Только Д. Фурманов со свойственной ему прозорливостью отмечал: «Он читал нам последнюю свою, предсмертную поэму. Мы жадно глотали ароматичную, свежую крепкую прелесть есенинского стиха, мы сжимали руки один другому, переталкивались в местах, где уже не было силы радость удержать внутри» (Д. Фурманов. Собр. соч., т. 4. М., 1961, с. 374–375).

Поэма посвящена литературному критику Александру Константиновичу Воронскому (1884–1943). Есенин считался с его мнением и внимательно следил за его статьями о своем творчестве. В январе 1924 года Есенин беспокоился о скорейшей доставке критику корректурного оттиска сборника «Москва кабацкая», с тем чтобы Воронский мог высказаться об этих стихах в статье, готовившейся для журнала «Красная новь». Тогда же Есенин предоставил Воронскому возможность опубликовать в этой статье («Красная новь», М.—Л., 1924, № 1) и свое известное «Предисловие» к проектировавшемуся собранию стихов. В 1925 году между ними возникло расхождение, когда Есенин не согласился с оценкой, которую дал Воронский таким стихотворениям, как «Стансы».