пояснил хозяин. – На Каталунских полях. Знатное было дело.
На галльском языке франк Венцелин говорил почти чисто, видимо, перенял его у слуг, в немалом числе проживающих в его обширном замке. Но воинов здесь было еще больше. Все как один в длинных, до колен, белых рубахах, расшитых замысловатыми узорами у ворота и по подолу. За длинный стол, накрытый в большом зале, село вместе с хозяином и гостями более сотни человек. Римлян своим людям Венцелин представлять не стал, но те и без того, похоже, догадались, что к ним в замок залетели важные птицы. Орест, хорошо знавший венедский язык и обычаи варваров, не ударил в грязь лицом и сумел достойно ответить на приветствие хозяина, чем вызвал одобрительный гул среди собравшихся.
– Я своим людям доверяю, – негромко бросил Венцелин, – но для серьезного разговора время еще не приспело.
Разговор, впрочем, состоялся в тот же день у весело гудящего очага. Кроме самого Венцелина и двух римлян, в комнате никого не было, так что можно было говорить откровенно.
– Ты римский комит? – в лоб спросил Эгидия Венцелин.
– Да, – подтвердил гость. – Божественный Авит поручил мне разрешение проблем, возникших на северных границах империи.
– И что ты хочешь мне предложить, комит Эгидий?
– Я предлагаю тебе, благородный Венцелин, и всем франкам союз с Римом.
– В таком случае тебе следовало обратиться к князю Ладо, – сухо отозвался на предложение гостя хозяин.
– Сын Меровоя не устраивает Рим в качестве союзника. Этот человек вздорен и ненадежен. Божественный Авит предпочел бы иметь дело с человеком, имеющим за плечами огромный опыт, а не с зеленым мальчишкой, не способным обуздывать собственные страсти.
– Ты хочешь устранить князя моими руками? – зло прищурился на комита Венцелин. – Должен сразу предупредить тебя, римлянин, участвовать в убийстве Ладорекса я не буду. Этот вздорный юнец оскорбил мою честь и честь моего рода, но он избранник венедских богов и сын ярмана Меровоя. Его гибели мне не простят ни волхвы, ни бояре, ни даже мои родовичи.
– А зачем убивать? – вмешался в разговор молчавший до сих пор Орест. – Достаточно просто изгнать из Паризия человека, забывшего обычаи собственного племени. Возможно, с течением лет Ладорекс научится уважать достоинство франкских мужей и считаться с их мнением. И тогда он сможет вернуться, дабы занять подобающее ему место.
Венцелин задумался. Римляне его не торопили. Этому человеку предстояло принять непростое решение, чреватое для него большими неприятностями, а возможно, и смертью. Ладорекс за короткий срок успел досадить многим знатным мужам своего племени, но князем был все-таки он, и любая попытка лишить его власти неизбежно оборачивалась кровопролитием. А Венцелину, судя по всему, очень не хотелось втягивать франков в новую жестокую усобицу.
– В случае крайней нужды, благородный Венцелин, я готов поддержать тебя и твоих сторонников. Десять римских легионов выступят по первому же моему сигналу.
– Я дам тебе окончательный ответ через два дня, комит, – резко выпрямился франк. – А пока тебе лучше уехать из моего замка.Князь Ладо был завзятым охотником, на этом и строили заговорщики свой расчет. Рано или поздно он должен был покинуть Паризий, дабы отдать дань жестокой забаве, которой знатные франки предавались со страстью, достойной лучшего применения. Во всяком случае, комит Эгидий на месте молодого князя призадумался бы, почему это знатные франки, предпочитающие проводить зиму в поместьях, вдруг изменили своим привычкам и в немалом числе съехались в заснеженный город. Но Ладорекс был настолько уверен в надежности своей дружины и в преданности бояр, что ему даже в голову не пришло позаботиться о защите не только города, но и своего дома, который он оставлял в это морозное январское утро. Князя сопровождали триста антрусов, самых преданных и самых верных его сподвижников. С такой дружиной Ладорекс мог не бояться случайного наскока разбойничьих ватажек, которые в немалом числе промышляли на землях франков. Эгидий и Орест с большим интересом наблюдали, как франки, облаченные в звериные шкуры, при мечах, но без доспехов покидают город.
– Они что же, охотятся без собак? – спросил Эгидий у Скудилона.
– У Ладорекса три замка в окрестностях Паризия, – пояснил торговец. – Там он найдет не только собак, но и людей, если потребуется.
Боярин Венцелин, надо отдать ему должное, действовал со стремительностью истинного стратега. Прежде всего его люди прибрали к рукам городские ворота, практически не прибегая к силе, действуя исключительно хитростью и обманом. Антрусы, оставленные Ладорексом следить за порядком в городе, почувствовали неладное только тогда, когда три тысячи мечников окружили самый роскошный в городе дворец, служивший резиденцией князя. Впрочем, Венцелин и здесь не стал проливать кровь, несмотря на численное превосходство своих сторонников. Он вызвал для переговоров боярина Годлава и настоятельно посоветовал ему убираться из города. Боярин Годлав, рослый, рыжеволосый человек лет двадцати пяти, попробовал было воззвать к совести франков, собравшихся перед княжьим дворцом, но понимания не встретил. Мечники угрюмо отмалчивались, недружелюбно поглядывая на антрусов. Судя по всему, простые франки не слишком жаловали этих холеных, отборных молодцов, гордящихся своей близостью к князю.
– Пусть нас с Ладо сыном Меровоя рассудит вече, – вскинул правую руку к небу Венцелин. – А в справедливость княжьего суда франки давно уже потеряли веру. Уходи из Паризия без крови, Годлав, и передай Ладорексу, что старейшины племени ждут его в городе для серьезного разговора. О нанесенных нам обидах он знает лучше, чем кто-либо, так пусть придет и ответит по правде венедских богов и по обычаям наших предков.
– Любо! – рявкнула площадь тысячами голосов. – Пусть придет.
Антрусов насчитывалось никак не менее двухсот человек, они уже успели облачиться в доспехи и сесть на коней. Теперь они теснились за спиной Годлава, готовые по первому же его зову ринуться на разгоряченную толпу. Толпа, впрочем, состояла не из безоружных галлов, а из природных франков, способных дать нешуточный отпор княжьим любимцам. Эгидий, стоявший неподалеку от места событий, с интересом наблюдал за Годлавом. Если судить по внешнему виду, это был отчаянный головорез, привыкший орудовать мечом даже в тех случаях, когда нормальные люди полагаются на силу убеждения. Но даже он не посмел пренебречь мнением простых франков, выраженным столь недвусмысленно.– Хорошо, Венцелин, – произнес Годлав севшим от ненависти голосом, – я передам твои слова князю. Но запомни: боги покарают тебя за вероломство, а их приговор я с удовольствием приведу в исполнение собственными руками.
Антрусы Годлава покинули Паризий, уведя за собой около трех сотен франков, не согласных, видимо, с решением народного веча. Галлы, потрясенные бескровным переворотом, с изумлением смотрели им вслед. Город притих в ожидании страшных событий, но ничего примечательного не случилось. Не было даже обычных при мятежах и заговорах грабежей. Франки постояли еще немного на площади, обсуждая случившееся, а потом мирно разошлись по домам.
– Неужели Ладорекс явится на вечевой суд? – обернулся Эгидий к стоящему рядом Оресту.
– Явится, – усмехнулся нотарий. – Но не раньше чем соберет войско под стенами города.
– Значит, война?
– Не исключаю и такого оборота событий, – пожал плечами Орест. – У князя Ладо много сторонников, и вряд ли он так легко отдаст власть боярину Венцелину.
– И что ты предлагаешь? – нахмурился Эгидий.
– Ввести на территорию Северной Галлии римские легионы. С согласия Венцелина, разумеется. Думаю, он не будет упрямиться. Либо он признает себя федератом божественного Авита, либо потеряет все, включая собственную жизнь.
– Хорошо, – кивнул Эгидий. – Пошли десятника Алеппия к Майорину. Пусть дукс готовится к войне.
Пророчество Ореста сбылось уже через пятнадцать дней. Князь Ладо подошел к стенам Паризия с тысячей конных и тремя тысячами пеших франков. Не приходилось сомневаться, что очень скоро численность его войска вырастет в разы за счет подкреплений, идущих из Фризии и с Рейна. Мятеж боярина Венцелина грозил захлебнуться в крови, без всякой пользы для его немногочисленных сторонников. Одно дело взывать к народному суду, имея перед собой двести антрусов, и совсем другое – противостоять с мечами в руках хорошо вооруженному войску. Тем более войску законного князя. Через месяц-другой такой осады жажда справедливости в душах простых франков сойдет на нет, и Венцелин не может этого не понимать.
– Чего ты хочешь от меня, комит? – довольно нелюбезно спросил у вошедшего Эгидия Венцелин.
– Я предлагаю тебе дружбу, боярин, и от своего имени, и от имени божественного Авита.
Когда-то в этом здании располагалась городская курия, но с тех пор минуло почти восемьдесят лет. В Риме сменилось столько императоров, что Эгидий не рискнул бы сейчас их всех пересчитать. Теперь у римлян появился шанс вернуть не только курию, но и город, потерянный, казалось, навсегда. И тем вселить надежду в сердца слабых духом людей, не верящих в возрождение империи.
– Одного взмаха моей руки достаточно, чтобы твоя голова слетела с плеч, комит.
– Я знаю, – спокойно сказал Эгидий, присаживаясь на лавку. – Но следом за моей головой отлетит и твоя, Венцелин. Без моей помощи тебе не удастся удержать город. Твои же сторонники выдадут тебя Ладорексу. Жажда мести завела тебя слишком далеко, боярин. И теперь уже поздно поворачивать назад.
Венцелин засмеялся, хотя и не слишком весело:
– Не буду лукавить, комит, я с
