поставили на вахту у трапа. Сам я, правда, того не видел, поскольку проспал почти целые сутки.
Витька помнил наказ Севрюкова. Не успел я подняться на борт, как подвергся первым репрессиям. У меня, по приказу Брянского, изъяли всю водку. И, главное, не подкопаешься! – Есть, де, 'Устав службы на судах флота рыбной промышленности', есть Закон по борьбе с пьянством и алкоголизмом, и кроме всего прочего, СРТМ 'Норильск' уже месяц, как 'зона трезвости'. В присутствии капитана я нетвердой рукой подписал декларацию (денег нет, оружия нет, наркотиков нет, а водки и не было!), а потом меня отвели в каюту и закрыли на ключ. Я пробовал выбить филенку, вылезть в иллюминатор, но ничего не вышло. 'Чтоб исключить возможность побега', боцман заранее ' все укрепил'.
Разбудила меня таможня. В каюту ввалился хмырь в униформе, и начал пытать: нету ли у меня чего- нибудь, 'запрещенного к вывозу за границу'. Судно стояло на рейде. На часах – четыре утра. Я страдал от страшного 'сушняка' и еле шевелил языком.
– Покажите карманы.
Я показал.
Больше всего на свете мне хотелось холодной воды. Но в графин помещается только два литра. А он был пустым, как моя голова.
Таможенник обследовал спичечный коробок, и попросил:
– Отойдите, пожалуйста, в сторону.
Есть на свете такая профессия, – копаться в чужом белье. Мало иметь талант. – Этому делу нужно упорно учиться, перенимать опыт старших товарищей. Только тогда стажера допустят к 'свободному поиску'. Но тот, кто работал в моей каюте, был настоящим докой!
– А это у вас что такое? – спросил он спокойно и сухо.
Я не поверило глазам. – Под матрацем, в районе подушки лежала… бутылка водки!!!
– Мой ты родной!!! – я, кажется, прослезился. – Давай-ка ее поскорее сюда!
Никогда я не пил напитка вкусней! Я высадил пузырь 'из горла', не глотая. Даже таможенник – уж на что Мурманчанин! – и тот удивился.
В восемь часов утра мы были в районе Североморска. – Крутились 'на девиации'. Стеная и охая, я ползал по палубе, 'раскидивал' сети антенн. – Занятие тупое и муторное, если делать его в одиночку. Особенно, – в моем состоянии. Медный канатик цеплялся за все что угодно, и мне приходилось мотаться от бака к корме. Но на помощь пришел Игорек, и к обеду мы с ним пошабашили.
– Ты как? – спросил я его.
– Почти отошел. А ты?
– А я подыхаю! Трясусь, как осенний лист. Скоро на связь выходить, а чувствую, – не смогу! Ты вчера 'на продукты' не ездил?
– Ездили все. Куда ж без меня!
– 'Резьбовой коньячок' в артелку не получали? (Надежда умирает последней.)
– Взяли шесть упаковок. Три 'Цветочного', и три 'ДМШ'. ('ДМШ' – одеколон 'Для мужчин'). Только не радуйся: капитан приказал занести это дело к нему в каюту. Когда, мол, все протрезвеют, тогда и начнут выдавать.
– Вот гад! Кругом кислород перекрыл!
– Значит, тебя и без шила оставили?
– Без какого еще шила?!
– Ну как же! Вчера, перед самым отходом, заехал на катере ваш 'групповой' с каким-то хмырем. С собой привезли большую молочную флягу…
– В шахту не лазили? – быстро спросил я.
– Там они все и крутились: их двое, и наш старший механик. Я еще, грешным делом, подумал: в систему спирт заливают. Ну, как обычно, после ремонта. Не знаю как здесь, а у нас в 'Тралфлоте' такой негласный закон: По литру тому кто льет, литр капитану и литр радисту. А то что осталось, – в шахту. Я знаю, сам в этом деле однажды участвовал…
– Так и у нас. Тоже по литру всем… кроме меня.
Вот попал так попал! – думал я, имея в виду 'Норильск'. – Всяк норовит уколоть побольнее! Ну, Селиверстович, удружил!
Игорь все прочитал по моим глазам:
– Есть у меня почти полный флакон 'Шипра'. Тебе занести?
– Он еще спрашивает! Только так, чтоб никто не заметил! А лучше… я тебя здесь подожду!
– Ты что, на обед не идешь?
Меня чуть не вывернуло. Я сплюнул вдруг ставшую пресной слюну, и, задыхаясь, выдавил:
– Не говори это слово!
С флаконом в кармане жить стало легче. Ты, вроде, еще не выпил, но можешь в любой момент! Есть у тебя впереди хоть какая-то перспектива!
Четыре кусочка сахара я 'стрельнул' в каюте у повара. У него же спросил:
– Слышь? А спирт тяжелей, или легче воды?
– Кажется, легче. А что?
– Да так, ничего…
Шансы были не велики. Но если вода тяжелее спирта, а нас еще не штивало, почему б не попробовать?
Переодевшись в робу, я взял пустой деревянный ящик от гиросферы, и поставил в него литровую банку с крышкой. Туда же положил сахарок, и пластмассовый кембрик. Кружку, 'фунфырик' и ключ 'на семнадцать' рассовал по карманам, чтоб не звенели.
В шахте было прохладно и тихо. Мерно всхлипывала лампочка эхолота. Я быстро 'накрыл на стол'. Все, что было в зеленом флаконе, 'выцедил' в кружку. Одеколон – тот же спирт. И пить его нужно умеючи. Лучше – не разбавляя. Сначала глубоких вдох, за вдохом десяток глотков, мелких и частых, – и, сразу же, – долгий выдох. На следующем вдохе можно закусывать сахаром, или 'занюхивать мануфактурой'. – Кто как привык.
Весь 'золотой запас' я вылакал в два присеста. Потихонечку 'забрало'. Кайф от пойла тяжелый и мутный. А куда бечь?! Это все-таки лучше, чем совсем ничего. – Первый раз за сегодняшний день, я закурил. – Спасибо хотя бы на это!
Крышка люка была 'расхожена', и открылась почти бесшумно. Внизу была длинная лестница, ведущая к днищу судна, а рядом – система приводов поворота и спуска сонара. Я прислушался. Судя по звуку, вибратор работал хреново, с заметными перебоями. Как сердце с хорошего бодуна.
Под широкой железной пробкой плескалась заветная влага. Я сделал четыре полноценных глотка, и пустил ее самотеком. В банке запенилась мутная жидкость с хлопьями ржавчины. Но градус в ней был. И, честно скажу, неплохой градус! Примерно такой, как у 'Стрелецкой'.
Толцыте, мужики, и обрящете! И отверзется вам от щедрот!
… Брянский жил напротив меня, чуть вправо – и дальше, наискосок. Оттуда, как раз, выносили стармеха. Он был уже на бровях. В капитанской каюте стоял 'гай-гуй'. Отмечали отход, как положено в 'зоне трезвости'. Громко играла музыка. Алла Борисовна Пугачева пела про 'седого погромщика'. Было грустно. В душе росло смутное подозрение, что люди пьют за мое здоровье.
Я ввалился в радиорубку, включил передатчик, и взял чистый бланк. На бумагу легли стандартные строчки служебной радиограммы. 'МУРМАНСК, АРКС, ДИСПЕТЧЕРУ = ВЫШЛИ КОЛЬСКОГО. СЛЕДУЕМ РАЙОН ПРОМЫСЛА. СВЯЗЬ ОТКРЫЛ'. Дальше шла подпись. И тут я с ужасом обнаружил, что напрочь забыл фамилию капитана. Попробовал позвонить, – трубку никто не брал. Сходил, постучался в дверь. Мне оттуда сказали:
– Свободен!!!
Это ж надо, допился! И фамилия вроде простая. – Какой-то, вроде бы, лес, воспетый в народных песнях… Точно какой-то лес! Там еще водятся волки!
Ничтоже сумняшеся, я дописал на бланке: КМ (Капитан) ТАМБОВСКИЙ.
Так телеграммку и 'запулил'.
Покончив с делами, я заглянул на мостик.
– Ты как? – вежливо справился вахтенный штурман.
