сторону, приспустил забрало своих черных очков, осторожно выглянул в окно и присвистнул.
Стрекозов вылезал из машины, прижимая к себе двух неотразимых блондинок. Одна из них вырывалась и вызывающе кричала, что не желает идти в этот противный ресторан и пить этот гнусный 'Наполеон'. Добродушно усмехаясь, Стрекозов придерживал ее то за пышный зад, то за осиную талию, и говорил что-то ласковое. Очевидно, предлагал пить водку, а коньяк оставить на ночь.
- Эй, Дамкин! - крикнул он, увидев в окне соавтора.
Дамкин, выражая нетерпение, помахал ему рукой.
- Дамкин! Однако, за хлебом надо сходить!
Голос Стрекозова вернул Дамкина с мечтательных небес в его комнату на диван, который литераторы называли топчаном.
- Эх! - вздохнул Дамкин, еще никому не известный литератор. - Я так размечтался, а ты все испортил!
Дамкин, действительно, фантазировал, и день рождения у него был не сегодня, а только завтра.
- Кушать-то надо, - резонно сказал Стрекозов, тоже литератор и тоже, кроме узкого круга друзей и подруг, никому не известный. - Дело хоть и житейское, а нужное!
- Ах, - страдал Дамкин. - Какая была мечта! Не мечта, а прям культ моей личности!
- Культ личности - это очень плохо, - осудил Стрекозов. - У тебя завтра день рождения, а ты тут такое безобразие разводишь. Нехорошо! Быстрее за хлебом, а то магазин на обед закроется!
Дамкин, горестно сопя, навернул на шею теплый шерстяной шарф, но вовремя вспомнил, что на улице уже тепло. Литератор чертыхнулся, снял шарф, нашел синюю хозяйственную сумку и пошел за хлебом.
Кушать, действительно, очень хотелось.
Глава следующая,
в которой читатель вводится в курс дела
и знакомится с главными героями этого романа
Поэтом можешь ты не быть,
Но и работать не обязан!
Дамкин и Стрекозов 'Толстая книга'
Дамкин и Стрекозов работали в еженедельной газете 'Путь к социализму'. В своих талантливых статьях о передовиках производства, предприимчивых колхозниках и фантастических достижениях народного хозяйства литераторы поднялись до вершин подлинного мастерства, но редактор газеты Однодневный каждый раз оставался чем-то недоволен. То ему не нравился слишком живой стиль, то наплевательское отношение Дамкина и Стрекозова к описываемым событиям. Впрочем, литераторов не оставляла надежда когда-нибудь создать статью, которая привела бы редактора Однодневного в полный восторг.
Господь Бог любил Дамкина несравненно больше, чем Стрекозова, ибо у Дамкина была собственная однокомнатная квартира, подаренная ему добрыми родителями. Родители Дамкина занимались археологическими раскопками то в Нигерии, то в Перу и, как шутил Дамкин, намеревались прорыть сквозной туннель под Атлантическим океаном. Раньше у родителей Дамкина была трехкомнатная квартира, но ее по общему согласию пришлось разменять. В то время Дамкин уверял родителей, что собирается жениться на одинокой женщине. Она была старше Дамкина на пятнадцать лет, и ей одной было тяжело управляться с тремя малолетними детьми. Так что родителям, и без того страдающим от многочисленных приятелей Дамкина, которые частенько портили или уносили понравившиеся им редкие сувениры из экзотических стран Африки и Америки, ничего другого не оставалось, как разменять свою квартиру по договоренности на двухкомнатную и однокомнатную, после чего предоставить любимому сыну самостоятельную жизнь. Теперь литератор жил в большом кирпичном доме на Проспекте Мира, куда гости могли ходить, абсолютно не беспокоя родителей Дамкина.
Когда у изредка приезжавших родителей было хорошее настроение, они забывали, сколько огорчений им доставил в свое время их любимый сын, и давали ему денег. В эти дни Дамкин собирал друзей и устраивал так называемый 'родительский день'.
Стрекозов тоже был из хорошей, но многодетной семьи. Его уважаемый отец был кинорежиссером, он снимал научно-популярные фильмы из жизни мелких насекомых, поэтому такая крупная фигура, как его сын Стрекозов-младший, Стрекозова-старшего интересовала мало. У литератора Стрекозова были еще два брата и две сестры.
Напряженные отношения в семье, а также удаленность от Москвы и нежелание литератора ездить туда-сюда в переполненных электричках подвинули Стрекозова на то, что он постепенно перестал жить дома. Одно время они вместе с Дамкиным, обучаясь на вечернем отделении журналистики, снимали квартиру, а потом стали жить у Дамкина на Проспекте Мира.
Именно так литераторы рассказывали о себе своим друзьям и знакомым, изменяя иногда ту или иную деталь биографии. То у Дамкина родители вместо Африки начинали работать на Крайнем Севере и не археологами, а оленеводами. То у Стрекозова оказывалось не два брата и две сестры, а четыре брата- штангиста и старенькая бабушка из Тамбовской губернии, бывшая княгиня.
Вот уже несколько лет Дамкин и Стрекозов писали в соавторстве. Из-под их пера вышла уже не одна папка с рассказами и стихами, а также очень большой роман о разбойнике Билле Штоффе по прозвищу 'Черный Билл', грозе Дикого Запада. Первые две части романа широко разошлись по столице в самиздатовских версиях.
Надо заметить, что к своему свободному творчеству друзья относились гораздо серьезнее, чем к официальной работе, поэтому громко называли себя литераторами и весьма этим гордились.
Обстановка в комнате располагала к творчеству - мебели и предметов было немного, поэтому ничто не отвлекало внимание литераторов. В четырех стенах стояли два шкафа, стеллаж с книгами, неработающий телевизор, четыре табуретки, потертое кресло, широкий диван, называемый соавторами топчаном, и небольшой письменный стол, на котором стояла старинная громоздкая пишущая машинка с западающей литерой 'р'. Больше в комнате почти ничего не было, даже утюга.
Кроме квартиры, в которой жили оба литератора, у них было несколько общих друзей и даже секретарша по имени Света, на которую с завистью поглядывали все приятели Дамкина и Стрекозова. Никто не знал, откуда она появилась и как литераторам удалось познакомиться с этой красивой, умной и длинноногой блондинкой. Соавторы никогда не рассказывали, где она живет, и никому не давали ее телефон.
Они очень гордились своей секретаршей и ласково называли ее 'любимой девушкой'.
Глава следующая,
в которой к литераторам заходят секретарша
и программист Карамелькин
Три вещи может сделать женщина для русского писателя. Она может кормить его. Она может искренне поверить в его гениальность. И, наконец, женщина может оставить его в покое. Кстати, третье не исключает второго и первого.
Сергей Довлатов 'Чемодан'
Возвращаясь из магазина, Дамкин перебежал через улицу перед носом у резко затормозившей 'Волги'. Под визг тормозов литератор показал шоферу язык и, размахивая сумкой, зашагал по тротуару, не обращая внимания на добрые напутствия водителя.
Вдруг метрах в десяти впереди Дамкин обнаружил знакомый силуэт невысокой стройной блондинки. Эту фигурку и эти ножки он не раз воспевал в своих стихах. Литератор в несколько шагов нагнал девушку и весело вскричал густым басом:
- Кого я вижу! Какой сюрприз! Это же моя обожаемая секретарша!
Хотя секретаршу он делил на двоих со Стрекозовым, тем не менее всегда отзывался о ней как о своей. Стрекозов, впрочем, ничем не отличался в этом от Дамкина.
- Моя самая любимая девушка шагает по улице и не замечает талантливого литератора Дамкина, который вынужден ее догонять вприпрыжку на своих стареньких подагрических ножках!
- Здравствуй, Дамкин, - обернувшись, отозвалась любимая девушка литераторов. - Я тебя давно увидела! Шофер этой машины так поливал тебя матом, что трудно было не заметить столь талантливого Дамкина.
Дамкин подбежал к девушке и горячо чмокнул ее в розовую щечку. Света была в шикарной шляпке и в легком весеннем платье, которое ничуть не скрывало ее стройные ножки.
- Сегодня ты выглядишь просто потрясающе! - одобрил Дамкин.
- Я и вчера выглядела не хуже, - сказала девушка.
- Нет, - сурово молвил Дамкин. - Вчера было гораздо хуже.
