Глава 1
Гордость семьи и ее позор
ПО СТРАННОЙ ИРОНИИ СУДЬБЫ в Эдинбурге, где в Старом городе родился сэр Артур Конан Дойл (разумеется, задолго до того, как этот район был снесен), и по сей день нет памятника писателю, но зато стоит памятник его герою, знаменитому Шерлоку Холмсу — персонажу, который, по мнению самого его создателя, разрушил его серьезную литературную карьеру. Впрочем, ирония иронией, но в этом нет ничего удивительного: ведь из всех литературных персонажей на свете Холмс — наиболее популярный.
Достаточно взглянуть на орлиный профиль, охотничье кепи и трубку, чтобы узнать его. Его изображения украшают стены лондонской станции подземки Бейкер-стрит; Холмс смотрит на нас с сигаретных пачек и кухонных полотенец; он изображен на настольных играх, столовых приборах, почтовых марках, пивных этикетках, жевательной резинке; он персонаж компьютерных игр, он на упаковках таблеток и пачках с кукурузными хлопьями… Только Микки-Маус и Санта Клаус соперничают с ним в узнаваемости.
Его имя давно стало нарицательным, и в британской литературе популярней Холмса разве что только Гамлет. К нему относятся как к доброму знакомому Всем известно его знаменитое “Элементарно, дорогой Ватсон!” — правда, почти никто не знает, что на самом деле этой фразы нет ни в одном рассказе Дойла.
Его эксцентричная манера пришпиливать корреспонденцию к каминной полке карманным ножом и хранить табак в турецких шлепанцах — расхожий пример английского чудачества. Холмс неоценим для индустрии туризма, о нем знают 87 % всех иностранцев, приезжающих на Британские острова. Про Лондон и говорить нечего, недаром многие русские и японцы называют посещение Бейкер-стрит главной целью визита в английскую столицу. Более того, не иссякает поток писем, в которых наивные бедняги просят знаменитого сыщика разрешить их проблемы, — и это несмотря на то, что, даже будь Холмс реальным человеком, его давно уже не было бы в живых.
Разумеется, для многочисленных шерлокианцев Холмс — абсолютно реальная фигура. Реальная, но при этом культовая, и культ этот порой отдает мистикой. В мире насчитывается более четырехсот обществ Шерлока Холмса, их члены регулярно встречаются, чтобы поклониться местам, где обитал их великий детективный бог. Они бродят по лондонским кварталам конца XIX века, по той священной земле, где когда- то ездили кебы и клубился густой туман. Они одеваются подобно дойловским персонажам. С дотошностью судебных экспертов изучают так называемый “канон” — скрупулезно исследуют мельчайшие детали “жизни” Холмса, спорят о тех местах в рассказах, которые кажутся им не вполне внятными, а также анализируют вполне очевидные ошибки и несоответствия, которых тоже хватает в этих рассказах. Мало найдется в мире текстов, исключая, конечно, религиозные, которые были бы столь подробно разобраны, как эти канонические “предания о Холмсе”. Благодаря исследованиям шерлокианцев мы, например, можем узнать — если нам это зачем-нибудь понадобится, — сколько раз улыбнулся Шерлок Холмс. Сто три.
О Холмсе написано больше, чем о любом вымышленном персонаже, — гораздо больше, чем о нем написал сам Дойл.
И все это в попытке понять феномен его неиссякаемой популярности у каждого нового поколения читателей.
Пятьдесят четыре рассказа и четыре повести переведены практически на все языки мира, включая эсперанто. Создано великое множество фильмов, сериалов, радиопостановок, драматических спектаклей и даже балет. Количество “продолжений”, плагиаторских подражаний и прочих подделок под оригинальные тексты не поддается учету.
Во всех рассказах Дойла непременнно фигурирует находчивый, эксцентричный, великолепный, но — холодный и равнодушный сыщик, а также добродушный, невозмутимый доктор Ватсон, “довольно глупый приятель” Холмса (как однажды не слишком по-доброму отозвался о нем Конан Дойл). Простоватый Ватсон служит мишенью для едких насмешек Холмса, когда пытается проявить свои дедуктивные способности (“Великолепно, Ватсон! Сегодня вы просто блистательны!”), а порой и довольно жестких оценок (“В конце концов, вы всего лишь заурядный врач со скромной практикой, и притом средней квалификации”).
Но Ватсон по-настоящему верный товарищ. Его преданность вознаграждена лишь в последнем сборнике о Шерлоке Холмсе, в рассказе “Три Гарридеба”. Ватсон ранен, и Холмс наконец проявляет свои истинные чувства: “Крепкие, словно стальные, руки моего друга подхватили меня, — он оттащил меня к стулу. “Вы не ранены, Ватсон? Скажите ради бога, вы не ранены?” Да, стоило получить рану, и даже не одну, чтобы узнать глубину заботливости и любви, скрывавшейся за холодной маской моего друга. Ясный, жесткий взгляд его на мгновение затуманился, твердые губы задрожали. На один-единственный миг я ощутил, что это не только великий мозг, но и великое сердце… Этот момент душевного раскрытия вознаградил меня за долгие годы смиренного и преданного служения”[1] .
Ватсон превосходно оттеняет Холмса; их партнерство породило массу подражаний, более, чем любой другой дуэт в мировой литературе, и в итоге сформировался жанр детектива, который процветает и поныне. Поначалу Конан Дойл и помыслить не мог, что создает настоящего колосса, идола культуры. Впрочем, когда он это осознал, то не испытал ни малейшей радости.
Дойл (Doyle) — занимает двенадцатое место в списке наиболее распространенных ирландских фамилий. Считается, что она происходит от гаэльского Dubh-Ghail (“темный чужеземец”). Так местные кельты звали викингов, появившихся в Ирландии более тысячи лет назад.
Однако в семье Артура Конан Дойла бытовали самые разные версии насчет фамильных корней. Сам Конан Дойл сначала считал, что его предки жили в Ольстере, но впоследствии придерживался точки зрения, что ирландские Дойлы были младшей ветвью стаффордширских, принявших участие в англо- норманнском вторжении в Ирландию в 1169 году. Есть и другая версия, согласно которой его генеалогическое древо уходит корнями в Понт-д’Ойли, местечко близ Руана во Франции, и к норманнскому семейству д’Ойли, в XII веке получившему собственный герб, а в 1066-м участвовавшему во вторжении в Британию. Действительно, в 1333 году Эдуард III пожаловал земли в графстве Уэксфорд (юго-восток Ирландии) некоему Александру д’Ойли. Но были в роду Дойлов и те, кто предпочитал вести его от Фолкса д’Ойли, соратника Ричарда Львиное Сердце.
Как бы то ни было, в ранних хрониках Ирландии никакие выдающиеся Дойлы не встречаются. Разве что в 1313-м повесили Эркюля Дойла — за то, что он спалил поместье Фермой. А в 1642-м некий Джеймс Дойл был обвинен в государственной измене.
Лишь в XVIII веке Дойлы набирают силу — среди них уже четыре баронета, епископ, а также знаменитый художник и карикатурист Джон Дойл. Уроженец Дублина (родился в 1797 году), он внес немалый вклад в историю мирового искусства и литературы, положив начало выдающейся династии: его потомки — единственные представители одной фамилии, упомянутые в Британском национальном биографическом словаре в пяти различных статьях, причем речь идет о представителях трех поколений подряд.
Предкам Джона Дойла пришлось нелегко, их род обнищал из-за жестоких законов против католиков и в 1762-м потерял свое последнее родовое имение в Уэксфорде. Когда родился Джон, его отец Джеймс Дойл значился в городском реестре как торговец тканями, проживающий на Эндрю-стрит, 15. Брат Джона Джеймс стал священником, а обе его сестры монахинями, но Джон остался “в миру” — во многом благодаря способностям к рисованию, которые обнаружились у него в раннем детстве. Свою первую награду он получил уже в восемь лет, затем учился в Королевской Дублинской школе рисования, где брал персональные уроки у итальянского пейзажиста Гаспара Габриэлли и миниатюриста Джона Камерфорда. В основном Джон Дойл рисовал лошадей — животных чрезвычайно любимых в Ирландии как тогда, так и теперь, — и в 1814 году, когда ему было семнадцать лет, три его картины с лошадьми были выставлены в Ирландском сообществе художников, что принесло ему несколько заказов. Сам заядлый лошадник, он часто охотился верхом и мог с удивительной точностью нарисовать лошадь даже по памяти.
Много лет спустя католический журнал “Манф” привел забавный случай из жизни Джона Дойла:
