насыпанными ранее чёрными пятнами; затем сунула пятерню в остатки и чёрной перчаткой вывела на поверхности планеты подпись корабля: 'Ch-6'.
2063: Юрген
Имя вопреки домыслам глупых журналистов было вовсе ни при чём: 'Юрген' это не 'Юрий', хотя оба происходят от греческого 'Георгия'. Просто он умудрился защитить кандидатскую в 23 года. Это не являлось абсолютным рекордом — математики защищались и в 22, но ему, климатологу, пришлось провести много времени на практиках по метеостанциям всего земного шара; даже возле Антарктиды; а уж сколько станций он объехал внутри СССР — от родного Шварцвальда до далёкого Хоккайдо на востоке, этого он не смог бы вспомнить точно даже при большом старании.
В те январские дни, когда его ровесники отмечали 'экватор' — экзамены на четвёртом курсе, разделяющие две половины семилетнего обучения, Юрген сидел перед диссертационым советом и знакомился с официальными оппонентами, которых представлял сам ректор:
— Unsere Kollegen, Professor Gennadi FitilЖw aus Leningrad und Professor Jaroslaw Kaschewarow aus AkademstДdtchen.
После часовой беседы два весёлых гостя из РСФСР объявили, что по русской традиции в случае успешной защиты оппоненты проставляются соискателю на банкет; и все пошли в кантину, где профессура заказала пиво, к великому смущению Юргена отнюдь не безалкогольное.
Именно молодой возраст климатолога со степенью послужил решающим фактором для заключения трёхлетнего контракта и для первенства на Церемонии.
Для подготовки к Церемонии он вёз большой объём груза N0.
При облёте Марса он увидел Фобократер с высоты, а после примарсения местный руководитель SemЖn SemЖnytsch сразу же повёз его вместе с грузом N0 туда, где когда-то упавший спутник пробил большую яму и позволил робурильщикам начать работы с более глубокого старта.
В день Церемонии десять вахтовиков и Юрген спустились на несколько сот метров к самому низу шахты. На дне переглянулись, SemЖn SemЖnytsch кивнул, и Юрген просто отстегнул и снял шлем. То, зачем его избрали на Земле, свершилось: он сделал первый вдох марсианского воздуха. Все напряжённо смотрели; когда же он улыбнулся, и показал им большой палец, стали со смехом отстёгивать свои шлемы.
Струйка породы осыпалась со стены, и все тут же повернулись к ней. Спустя мгновение осознали: их смутил непривычный шелест, которого они тут, на Марсе, никогда не слышали напрямую, без шлемофонов; а на базе, где они ходили без защиты, со стен ничего не сыпалось. Стали ловить другие звуки и услышали тихое шипение привезённого с Земли ксенона, он же груз N0, и местного кислорода.
Затем Юрген задрал голову и увидел кружок неба со звездой над входом в шахту. Через несколько часов газ рассеется, и людям ещё долго придётся носить скафандры на поверхности, пока не заработает реактор с выдачей ксенона. Но в эту минуту они стояли на Марсе, под звёздным небом, и вдыхали лёгкими воздух из малолетучего газа с 20-ю процентами кислорода.
2064: Семён Семёныч
Гравизал не может полностью заменить земную силу тяжести, поэтому настал час возвращения, не подлежащий обжалованию ни в каких медицинских инстанциях. После прилёта с Марса Семён Семёныч регулярно просматривал снимки поверхности, приходившие с группы спутников 'Афобос', чтобы мысленно вернуться на любимые ландшафты.
В эту ночь карты Марса снова обновились, и на знакомом холме Семён Семёныч не увидел знакомых подписей. Увеличив картинку, он обнаружил, что знаки, написанные прилетавшими капитанами, стали терять цвет и чёткость.
Зрение оказалось в порядке.
Семён Семёныч почувствовал грустинку, которая исчезла всего через секунду после появления, а потом счастливо закрыл глаза и попытался представить, как оно там, на холме, где, наконец, появились роса и ветер.
8-11 января 2011 г.
Евсеев Станислав
002: Техника безопасности
— Держите, держите, улетит сейчас!
Пожилой, седенький землянин посмотрел с удивлением, но блокнот держал цепко. Три, два, один, пошла компенсация! Волна плотного теплого воздуха растрепала комнатную зелень, давно впрочем, привычную. Эти растения родились и всю жизнь росли под климатическим куполом, требовавшим ежечасного выравнивания давления — привыкли. Как и гид. Гость был редкий — историк. Почему, спросите? Во-первых, форма. Совсем немного профессий требует такого компактного, метр-восемьдесят тела. Космонавты крепче, инженеры изящнее. Социальные работники пытаются быть похожими сразу на всех. Историки старательно копируют предков своей эпохи. Значит, перед нами двадцатый-двадцать первый век во плоти, угу… А вот с писателями никогда не угадаешь. Но гость держал в руке блокнот — редкий, несерийный инструмент, рождаемый по особому заказу из живой разумной бумаги.
— Вы приехали писать книгу?
А еще гость носил очки. Видимо, мастер своего дела.
— Да. На шесть месяцев, я полагаю.
— Есть-пить хотите?
— Я хотел бы осмотреть город. А вы меня проведете.
Интересы у гостя были странные. Обычно прилетающие хотели сначала увидеть верфь, где усилиями сотни стран уже сорок лет строился и (еще тридцать лет будет) первый звездолет человечества. Потом — по своей специальности. Когда-то объявленный для Марса принцип выбора технических решений (Кое-где крайне спорно переведенный как 'Tabula Rasa') соблюдался не строго, но посмотреть на границы прогресса хотели все.
Сначала гость осмотрел 'Меч марсианина'. Причудливо отполированный симметричный кусок кремня, в свое время вызвавший многолетние жаркие споры. Серьезные ученые в них не участвовали — на планете, где до сих пор не поймали даже живой бактерии, не могло быть примитивных культур. Несерьезные ученые участвовали с удовольствием до сих пор.
Допуск в технические помещения пришлось просить. Дали, конечно, и посмотрели с уважением: не иначе, специалист по канализации и вентиляции технологиями делиться прилетел… Тесные железные каморки, внешние переходы, куда без кислородной маски нельзя, давно не используемые скальные туннели с остатками старого сурового быта. Прочному, окованному сталью фонарику гость обрадовался, как ребенок и попросил оставить на память. 'Дух времен' — сказал.
Еще гость пожелал увидеть место крушения. Не любое (хотя на вид они все совершенно одинаковые) а именно пилотируемой станции 'Phoenix'. Это было невозможно — и не потому, что станция упала в другом полушарии, а потому что боекомплект при падении влетел, намертво впаялся в окрестные скалы — дезактивация местности помогла слабо.
Согласившись удовлетворится осмотром с высоты, гость наконец дал себя разговорить.
— Вы военный историк? Или историк-техник?
— Я не совсем историк. Я, скорее, футурист. И да, историк тоже. Вам знакомо имя Жюля Верна?
Специальность у гостя оказалась действительно необычной. Оказывается, на свете еще остались по-настоящему неприятные профессии.
— Я слышал, был такой жанр: 'Альтернативная история'.
