Несколько секунд стоит полная тишина, и я даже слышу, как звонко срывается вниз капля пота с моего виска. Сейчас, именно сейчас он ответит, выйдет.
Но ни один водер не сходит с места. Они молча продолжают впиваться в меня мёртвыми глазами, и я нервно проглатываю слюну.
Неужели я ошибся?
Нет! Не может быть. Они просто боятся. Они не доверяет нам.
— Послушайте меня, — мой голос становится вдруг уверенней. Мне теперь нечего терять. Всё, что имело для меня значение до минувшей ночи, сгорело, как найденные в развалине умницы. Все, кроме одной. И к чему теперь глупые звания лучших воинов этого круга времени, к чему ненависть к этим тва… существам, к чему все легенды? Сто семьдесят лет, ха! И у меня ещё вздыбливалась кожа от величины этого срока? Смешно.
— Вы должны меня выслушать, иначе ничего не имеет смысла. Я уверен, что кто-то из вас знает мёртвый, — повторяю я ещё громче. — Пусть он потом переведёт остальным. Двести лет назад случилась большая война. Одно огромное племя напало на другое. Они воевали таким оружием, которое могло убивать миллионы живых существ. Стрела, которая убивала миллионы, сотни миллионов, всё живое вокруг себя. Война длилась всего один день, и потом, те кто жил далеко от этой войны, те, кто остались в живых, решили, что всё закончилось. Они радовались, что можно жить дальше, но появился ветер. Ветер, несущий с полей сражений грязные облака и едкий дым. А с ним и радиацию.
Капли пота бегут по моему лицу, но я не стираю их, я даже не замечаю их, ища сщуренным взглядом того, кто понимает меня. Ища среди десятков холодных, мёртвых глаз.
— Я не знаю, что это такое, но в книге, которая лежала на столе в этом разрушенном здании, написано это слово. И вот из-за этой радиации с нашими телами стали происходить изменения. У одним появились жабры и чешуя, у других кожа похожая на кору деревьев. Вы слышите? Я говорю про нас с вами. Мы одно и тоже, один вид, и даже может быть один народ. Но это не важно. Важно то, что и вы и мы — люди!
Я с надеждой замолкаю. Всё что нужно я сказал, а лишние слова никогда не помогали пониманию. И как бы я не обманывал себя, мне сейчас очень страшно.
И вдруг шаг одного из водеров, короткий, потом два широких, и вскинутая вверх рука. Я шумно, с облегчением выдыхаю. Нет, всё же я не ошибся.
— Я тоже читал её, — говорит вышедший вперёд водер. — Я тоже это знаю.
И мне вдруг кажется, что слева, от тех дальних земель, которые не они, не мы ни разу не видели, снова дует ветер. Ветер, несущий… Нет, теперь не запах гари, не серую пыль и не радиацию, а что-то другое, хорошее. И я начинаю мысленно молиться великому богу Ро.
— Великий Ро, — прошу я его, — Сделай сейчас так, чтобы никто из них не выстрелил. Ни Зак, ни Танга, ни Глоб. Сделай так, чтобы уже никто и никогда не выстрелил, потому что дальше так жить нельзя. Сделай это, если ты и вправду существуешь в глубинах того, что наши общие предки — люди — называли Вселенной.
На лице вышедшего вперёд водера медленно появляется улыбка. Это улыбка, такая же как и у нас земулов, её легко угадать. И я улыбаюсь в ответ, чувствуя как мои широкие волосы мягко шевелит ветер, несущий надежду.
Симбиоз
Журнал «Порог», декабрь 2007; журнал «Искатель», июнь 2008; журнал «Очевидное и невероятное» # 3, январь 2009; фэнзин «Шалтай-Болтай» # 2, 2009
Пятьдесят лет!
Всего пятьдесят лет прошло с тех пор, как появились они, восьмого августа, две тысячи двенадцатого года. Как мы изменились за эти пятьдесят лет! Как они изменили нас!
Тогда, в две тысячи двенадцатом, количество жителей на земном шаре перевалило за семь миллиардов. Иначе и быть не могло. Ни одна страна, за исключением Китая, не ограничивала рождаемость, а даже, наоборот, при помощи разных пособий и дотаций, и введением специального налога на бездетных, способствовали демографическому росту. Да и в Китае, несмотря на все ограничения, детей рождалось всегда чуть-чуть больше, чем того бы хотелось правительству.
Поэтому, процесс роста населения Земли был также неизбежен, как и процесс оскудения природных ресурсов. И чем больше становилось людей, тем тяжелее было выжить отдельно взятому человеку во всё более ужесточавшихся условиях «внутривидовой борьбы». В начале двадцать первого века, ученые уже довольно привычно применяли термин «внутривидовая борьба» по отношению к человечеству.
Обычные же люди, «неученые», не имевшие понятия ни о каких терминах, продолжали просто жить, полностью поглощенные этой самой внутривидовой борьбой, заводя вторых, третьих, четвертых детей, в расчете на государственные дотации, вовсе не задумываясь о какой-то там проблеме перенаселения, и не принимая во внимание, непрерывно растущее число гибнущих от голода.
А ведь уже не было ни одного уголка на земном шаре, где бы жизнь человека не становилась с каждым днем лишь тяжелее, не было ни одной валюты, которая бы не обесценивалась относительно натурального продукта. Жить, и даже попросту поесть, становилось с каждым днем дороже. Плюс к этому, ставшие регулярными природные катаклизмы, планомерно наносили вред, уничтожая весомый процент того, что выращивали и производили люди. Земля боролась с человеком, а человек глупо продолжал бороться с Землей, забывая, что победа в этой борьбе, для него равносильна поражению.
Читая справочники по истории, я тщетно пытаюсь представить себе те отчаяние и страх, которые охватили людей в дни массовых летних пожаров две тысячи двенадцатого, когда были уничтожены две трети урожая зерновых. Цена на хлеб резко подскочила до таких отметок, что от ежедневного приема этого продукта, который являлся основным для большинства, отказалась почти половина населения нашей планеты.
В перспективе вырисовывался неизбежный голод, пожары оставили без пищи и животных, которых люди разводили для обеспечения себя мясом и молоком. Поэтому появление
Теперь мы, привыкшие к ним, называем их старками. И это название нам кажется таким же естественным и древним, как и название нашей звезды — Солнце. Впрочем, считается, что корень названия «старки» и произошел от английского — звезда. И если учитывать, что старки ещё и похожи на морских звезд, то мне кажется, что имя для них подобранно как нельзя правильнее.
В то восьмое августа старки в огромных количествах появились из вод всех четырех океанов. Миллионы и миллионы их выползали на берега континентов и островов, и медленно расползались по суше.
Люди в прибрежных районах, поддавшись панике, обрывали телефоны местных муниципальных служб спасения, требуя избавить их от ползущих гадов любыми возможными способами. Но все попытки бороться с ними терпели фиаско.
Существует красивая легенда, что первым человеком, с которым сросся старк, был молодой островитянин, спавший на берегу океана. Старк взобрался к нему на живот и запустил щупальца в тело. Островитянин проснулся, и увидев на своем животе непонятное существо, попытался его сбросить, однако старка, как известно, сбросить невозможно.
Поняв это, молодой островитянин стал разглядывать непонятное существо. Увидев, что хотя щупальца и уходят в тело, но ни ран, ни крови, ни боли нет, он очень удивился. И с тех пор он стал жить новой жизнью.
Но это легенда. В реальности все было не так поэтично. Старки расползались по миру и пользовались любыми возможностями добраться до области живота. Легче им было, когда человек лежал. Если же
