Йокс замолчал. Глебу хотелось его расспросить, но для серьезных бесед время не подходило – он уже свернул на Велебитскую, и впереди засверкали в солнечном свете окна больничных корпусов. К тому же настроение у него было неважное – ночью спал он плохо, мерещились ему то бронированные твари с пальцами-клинками, то монстры с человеческой головой и телом осьминога, то всякие другие ужасы. Глеб метался, звал Марину, но она исчезла куда-то – на время или, возможно, навсегда.
Пятиэтажный хирургический корпус стоял в глубине двора, за шеренгой пиний с кронами-зонтиками. Глеб вдохнул их смолистый аромат, прищурился на солнце, сверил время по часам. Без пяти девять… Все как обычно: сосны тихо шелестят ветвями, с моря веет бриз, небо ясное, и нет в нем ни летающих тарелок, ни десанта роботов, ни иных чудес. Он переступил порог, кивнул Слободану Хотичу, хирургу ночной смены, а потом забыл о пришельцах и дурных снах. Забыл обо всем постороннем, окунувшись в знакомый и такой привычный мир звуков и запахов, белых халатов, шелеста бумаги и тихих голосов, что доносились из ординаторской.
Последняя операция выдалась нелегкой – резекция желудка у семнадцатилетней девушки. Ее привезли из горного села с перитонитом и внутренним кровоизлиянием, когда уже не имелось других альтернатив: резать, и только резать. Глеб резал, проклиная про себя родичей юной пациентки; то, что исправлялось сейчас ланцетом, можно было вылечить разумно подобранной терапией. Можно, если бы не упущенное время! В его понятиях хирург являлся крайним в череде врачей, боровшихся с недугами, хирурга призывали в тот момент, когда исчерпаны другие средства, когда больной либо ляжет под нож, либо умрет.
Девушка напомнила ему Марину – те же тонкие черты, темные волнистые волосы – и потому ее было жалко вдвойне. Из-за прободения он удалил две трети желудка, а это означало, что пациентка станет инвалидом на всю свою жизнь, будет есть понемногу, как воробышек, и вряд ли выносит дитя. Копаясь под светом бестеневых ламп в человеческих внутренностях, Глеб в который раз решал дилемму: ущербная жизнь или быстрая смерть – что лучше?.. Угаснуть, как Марина, или все-таки жить, мучаясь и мечтая о вечном забвении?.. Иного выбора не имелось – по крайней мере, у человеческих существ. Возможно там, откуда прибыл Йокс, медики не лечили недужных, а просто наделяли их новыми телами, но на Земле это было фантастикой. Несмотря на успехи в клонировании крыс и овец, люди размножались старым проверенным способом, и тело, полученное при рождении, служило им до самой смерти.
Вспомнив про Йокса, Глеб на секунду отвлекся, поднял голову, и сестра Радмила вытерла ему вспотевший лоб. Не так много места было в операционной: посередине – стол, у стола – хирург Соболев, два его ассистента, анастезиолог, две медсестры и студент-стажер, поблизости – Воислав Першич, реаниматор, спец по медицинской технике. Техника эта громоздилась у стен – система телеметрии, искусственные легкие, станция переливания крови, сканер сердечного ритма, дюжина других приборов… Где тут поместиться Йоксу?.. Но он находился здесь – невидимый, неслышимый, неощутимый. Возможно, висел где-то у потолка, если левитация входила в число его талантов.
Глеб закончил в седьмом часу, принял душ, переоделся, сел в машину. Была пятница, преддверие выходных; вечером они с Бранко и Воиславом договорились встретиться в «Иллирии»[8], маленькой таверне в старом императорском дворце у моря. Добираться решили порознь; Бранко освободился раньше хирургов, а Воислав хотел заехать за женой. Когда-то и Глеб привозил Марину на эти пятничные посиделки… Она трудилась неподалеку, в колледже туроператоров на Велебитской, преподавала русский, итальянский и английский, у нее был потрясающий дар к языкам.
Был… Сложив ладони на руле, Глеб уткнулся в них лбом и посидел так минуту-другую. Напряжение медленно покидало его, черты девушки-пациентки, застывшие под наркозом, уплывали из памяти. Ему хотелось выпить – не дома, где стояли нетронутые подношения больных, а в компании; расслабиться, выпить с друзьями, поговорить. Бранко с Воиславом очень для этого подходили. Еще, конечно, Джакопо.
Он выехал на улицу и, метнув взгляд на пустое заднее сиденье, поинтересовался:
– Йокс, ты заглянул в операционную? В то помещение, где я…
– Где ты и твои помощники вскрывали тела людей, – перебил пришелец. – Я находился/присутствовал там вместе с тобой.
«Вскрывали тела… Вот как он это воспринимает…» – мелькнула мысль у Глеба.
– Это лечение, особое лечение. Если не отсечь больную ткань, человек умрет. Нужно оказать ему помощь. Ты понимаешь, зачем мы это делали?
– Такая информация имеется, – откликнулся бесстрастный голос. – Помощь, лечение… Очень примитивное.
– У вас лечат иначе?
– Не лечат. Нет необходимости.
– Но когда ты пришел в мой дом, ты нуждался в помощи. Ты был болен и едва мог передвигаться.
– Не был. Не мог функционировать. Адаптация шла слишком быстро.
– Адаптация?
– Да. Гирхадна’пеластри метановая планета, а здесь кислородный мир. Необходима перестройка организма.
Организма!.. Любопытно… Брови Глеба приподнялись. У него сложилось впечатление, что Йокс не живое существо, а человекоподобный андроид, робот, проще говоря. Будь его гость живым, то есть продуктом естественной эволюции, вряд ли он смог бы метать огонь из пальцев… Тем более разгуливать без скафандра, явившись на Землю с метановой планеты! Говорил он тоже странновато, хотя кто знает, как говорят инопланетные пришельцы… Опыта в таких делах у Глеба не было, но все-таки ему казалось, что Йокс скорее собран на конвейере, а не зачат в материнской утробе. И вот на? тебе – организм! У роботов не организм, а конструкция…
Он повернул на Вуковарскую и добрался до угла с Вашингтоновой. Отсюда было рукой подать до набережной и древнего дворца, последней резиденции Гая Аврелия Диоклетиана, где император, удалившись на покой, читал греческих философов и выращивал капусту. Дворцовые башни уже маячили впереди на фоне неба и моря, но Глеб притормозил – померещилось ему что-то странное, такое, чего раньше он не замечал.
Аптека… Здесь, на углу, был банк, старинное здание еще австрийской постройки. Желтое, трехэтажное, с лепным декором по фасаду и фонтанчиком в небольшом скверике – три каменных дельфина выбрасывали в воздух три струи… Сквер и фонтан на месте, банк тоже, но половину нижнего этажа занимает аптека. Дверь, четыре окна, а в них – склянки и банки, лекарства в пестрых упаковках, бронзовые весы, чучело крокодила… Глеб мог поклясться, что никакой аптеки тут прежде не было. Что за чудеса!
Удивленно хмыкнув, он бросил взгляд на часы. Пять минут восьмого… В «Иллирии» его ждали к семи… Бранко, Воислав, жена Воислава Елица и Джакопо Мурено, археолог из Болоньи… Еще – стакан красного вина и жаренные на вертеле колбаски… Бог с ней, с этой аптекой, решил Глеб, нажимая на педаль газа. Хорватия, как и Россия, страна свободного предпринимательства: вчера не было здесь аптеки, а сегодня есть. Правда, потеснить банкиров – дело не простое… Молодец аптекарь! Или молодец, или имеет родича в городской управе…
Он подкатил к набережной, оставил машину на парковке и вступил под дворцовые своды. На хорватском берегу имелись две главные приманки для туристов: сказочный город Дубровник и этот дворец в Сплите, свидетельство мощи и былого римского величия. Возвели его семнадцать веков назад, когда император Диоклетиан – иллириец, как уверяют историки, – удалившись от дел правления на родину, повелел выстроить обитель, достойную владыки полумира. Дворцовый комплекс высился у самого морского берега, и были в нем некогда парадные залы и роскошные галереи, термы и погреба, сады и храмы, водопровод, площади и улицы для прогулок – словом, все, что душа пожелает, включая грядки с капустой, так как на покое император стал заядлым огородником. Дворец построили в соответствии с последним словом римской техники, и это слово оказалось таким весомым и прочным, что он пережил все катаклизмы местной и мировой истории: падение Рима и возвышение Константинополя, нашествия турок, долгое венецианское владычество, власть Габсбургов и мимолетное королевство Югославию, как и республику с тем же названием[9]. Его стены были по-прежнему мощны, крепки и ныне заключали в себе целый городок: ближе к морю располагался музей, а за ним – жилой квартал с ресторанчиками, кафешками, сувенирными лавочками, пестрыми тентами и бельем, что сушилось над
