попались. Уже без надежды на что-либо, «заряженные» бумажки положили на батарею и тут вошли преподы — доцент Колба-Шапиро и профессор Электрон. Ну встать, смирно, продолжаем занятие. Короче, как только те пускаются в научные дебри и тонкие материи, так просохший йодистый азот начинает взрываться. Не сильно так, а громко трещать, как пистоны. Доцент рядом сидел, а ума не хватало понять, что это не батарея трещит — с дуру вызвал сантехника. К концу занятия пришёл работяга, склонился над батареей, да стукнул по бумжке разводным ключём. И тут ка-а-ак ё… Ну, бабахнет! Сантехник отпрыгнул, а преп в истерику и, наоборот, к батарее. От взрыва бумажка слетела, и препод на неё наступил, понятно она ещё раз как ебанёт! Препод как подскочит! И всё замерло. Сантехник первым очухался, выматерился и злющий ушёл, доцент же с прфессором давай на курсантов наседать. А курсанты что? Ничего не знаем! Да, лежали там какие-то бумажки, мож то вы на кафедре тараканов травите, мы то при чём? Короче, вроде замяли… А потом Дима Ви-Газ вообще чуть кафедру не спалил, когда у него эфир с кислотой на столе взорвался… Тут уж, думаем, доцента Колбу точно с инфарктом в Госпитальную Терапию свезут, а бедный профессор Электрон едва лекции не отменил из-за острого приступа заикания. Нет, стука на курс не было — пара человек с бананами за лабу ушла и всех дел. Обошлось, в общем. Всё же Неорганика либеральная кафедра…
— Фил, хватит тебе над бывшим человеком издеваться. Или ты его на праздник Жопы готовишь, ну когда Норму сдадим, тогда «академики» черепа со злости бьют?
— Сам дурак. Это мой череп. Я его спилил с того трупа-великана, что в нашем классе у окна лежал. Вырасту большой в кабинете у себя поставлю над шкафом со спиртом. И чтоб командир не заходил…
— А-а-а, понятно. Пить будешь? У нас тут децил остался.
— Ну плесни…
Фил глотает грамульку водки. Ребята уходят спать. Туалет потихоньку пустеет. Остаются Удав-Бабэнэ, который окончательно помешался на биофизике, Андрюха-Канцер с его полипотентной любовью ко всему, что можно выучить и Дедушка Карболыч, любитель похвал от преподов. Третий час ночи, жрать хочется. Дед-Карболыч приносит четыре куска сахара, по-братски раздаёт на всех. Потом на время исчезает Канцер, после чего каждому достается по тоненькому кругляшку копчёной колбасы, сумел гад, где-то спрятать — на первом курсе хранить мясные продукты не разрешалось. Удав и Фил сегодня на порожняке, угоститься нечем. Пора спать. Фил берёт пустой пузырь и вылезает на подоконник. Замах, бросок, и в открытую форточку далеко на газон улетает «контейнер из-под антиматерии». Винно-водочный магазин, что напротив Штаба, называется «Антимир», ну а бухло соответственно «антиматерия». Спать осталось три часа сорок минут, ой бля, какой уж день вподряд зарекались о пятичасовой диете сна. Не получается пять часов, слишком роскошно — времени на учёбу не хватает.
За тяжёлой учёбой время летело быстро, но для первокуров особого разнообразия в жизни не было, если не считать новых изучаемых тем. Однако в середине первого семестра в Академии случилось неприятное ЧП, поставившее всю Академию на голову. Одному «мореману» с Четвёртого Факультета пришла из дома посылка с яблоками. Будучи нормальным курсантом, а не жлобом, тот парнишка угостил весь взвод. Каждому получилось по яблоку, ну а ему самому и парочке его друзей по два. Яблоки сожрали за завтраком, и с полчаса всё было как обычно. Пришли на занятия, и тут начались странности. Всех рвало, развились острые симптомы, чем-то напоминающие менингит, а у тех, кот съел по два яблока последовали остановки дыхания, парализ сердечной деятельности и смерть. Академия забурлила, во всю подключились особисты. То, что родители таким образом отравили сына отпало сразу — дома подвал забит такими яблоками с собственного сада, все абсолютно нормальные, даже не опрыскивались за год ни разу. Мать и отец оказались полностью убиты горем. Сохранился посылочный ящик, на нем нашли кое-какие следы, свидетельства, что ящик вскрывался после сургучной опечатки на почте. Но самое страшное было то, что не нашли НИКАКИХ следов отравляющего вещества. Смысл? Если не пускаться в экзотические предположения, то можно выдвинуть только одну более-менее реальную версию. Каким-то силам очень хотелось посмотреть, а найдут ли в самом центре советской военной медицины саму причину? Её не нашли. Нет, причина смерти очевидна — остановка дыхательного и сосудодвигательного центров мозга от воздействия некого нейротоксина, но вот какого токсина? Вся советская наука оказалась бессильной ответить на этот вопрос.
Особисты трясли всех и каждого, а Фила в особенности. Дело в том, что получатель посылки был родом из Винсадов, что совсем недалеко от Железноводска, и Фил считал его своим земляком. Ещё хорошо, что его самого яблочком не угостили. Пять трупов и двадцать пять человек в реанимации Военно-Полевой Терапии и все из одного взвода! В строй вернули не всех, некоторых комиссовали по состоянию здоровья. После Великой Отечественной войны это первый случай, когда целый взвод оказался полностью поражен. Тогда Фил впервые задумался о мощнейшей силе, под названием наука Военная Токсикология. Чёрт, а силен противник, если на такие «шуточки» отваживается. Спустя много лет, сидя со мной на солёной глине Лысого Лимана, Фил уверенно шепчет: «А ведь мы до сих пор не знаем что это было, но зато я знаю откуда это. Это из Китая, вспомни тот случай, что я тебе рассказывал, про четырнадцать трупов на леднике Гиндукуша в самом разгаре Афганской войны! Там были китайские химические гранаты и абсолютно аналогичная картина отравления без малейшего намека на следы самого яда!» Я помню тот случай, я еще опишу его, как один из мазков Филовой биографии.
Потеря «зёмы», земляка с которым всегда так приятно встретиться, обсудить совместные планы на отпуск, да просто потрепаться о красотах родных Машука и Бештау, сильно потрясла Фила. Не волновали его гэбисты-особисты, берущие на пушку «мальчик, ты нам не всё сказал». Он видел зёмину мать — старушку, намного старше своей матери, в старомодном платочке, наивно подходящую к любому офицеру медицинской службы с единственным вопросом «скажите, как мне забрать тело сына?» Офицеры шарахались, что-то лепетали, мол вы не по адресу, а за тело беспокоиться не надо — вам его привезут в цинковом гробу. Для Феликса эта картина стала наполняться какой-то особой значимостью, а когда страсти улеглись, он пожалуй первый на курсе заявил, что «знаете ребята, а я не хочу быть хирургом, я бы в Токсу пошел». Тут даже не в некой моральной травме дело — тут дело в самой могущественной силе тезиса «яд не идентифицирован». И Фил пошел в токсикологи, правда через хирурга.
— ВНОС (Глава 6)
ВНОС это аббревиатура, означающая военно-научное общество слушателей, некий аналог СНО — студенческого научного общества, разве что более серьезное и с реальными замашками на возможность будущей специализации. Обычно до третьего курса науки в этих обществах мало, в лучшем случае пашешь бесплатным лаборантом для собственного научрука, собирая ему фактический материал на докторский диссер. Но не всё так плохо, как кажется. Во-первых до кучи и себе данных на кандидатслую диссертацию запросто набрать можно. Во-вторых получить уникальные практические навыки. В-третьих перезнакомиться с персоналом кафедры, если туда задумаешь возвращаться из войск для дальнейшей научной карьеры. Все курсанты это знали, но не у всех на ВНОС хватало сил — очень уж многим жертвовать приходилось ради реального занятия наукой.
Фил довольно быстро сошёлся с Вовкой Черныхом. Володькин батька рулил крутой должностью в области военно-полевой хирургии Советского Союза, подчиняя себе в случае войны десятки госпиталей с сотнями гражданских профессоров-хирургов и тысячами обычных врачей. В высоких медицинских кругах Черныха-старшего хорошо знали, боялись и уважали. Черныха-младшего не знали, но догадывались о его «благородном» происхождении, особенно когда догадки подтверждались звонком от Черныха-старшего. Быть другом такого блатника было выгодно во всех отношениях. Однако Фил такой возможностью почти не воспользовался.
Непонятно, что свело этих двух первокурсников — Фил считался «деревней», а Черных «сытым». Сытые (блатники) с деревней (низами) на гражданке серьезно не водились. Однако военный быт первого курса, живущего на казарменном положении, такую разницу значительно нивелировал — в отличие от студентов среди курсантов хвастаться папочкиными заслугами считалпсь крайней гнилостью. Самое смешное случалось месяца через два после зачисления — самые блатные сынки по непонятным причинам становились страшными врагами друг другу и усиленно искали себе поддержки «в народе», то есть среди детей рабочих и крестьян. Фил стал протекцией Черныху среди курков, а Черных стал протекцией Филу среди любых армейских хирургов. Да все было бы хорошо, полюби Фил экстренную хирургию…
Прошло каких-то неполных три месяца службы-учёбы, как Черных предложил Филу начать специализироваться. Все дело выглядело очень просто — оба курсанта идут на Кафедру ВПХ (Военно-
