- Ну ясное дело! А то я без глаз. Не вижу, как доходишь в своем педагогическом отшельничестве. Встряхнись! Брось вызов! Всем и вся. Пойдем, я его сперва тебе издали покажу. - И Майя взяла Елену на буксир.
Елена не узнавала подругу: и чем же она так взволнована? Неужели только ролью свахи? Тут явно какие-то хитрости, закулисные замыслы.... Ну Майка. Интриганка-второгодница.
Старый хрыч на благовидном расстоянии как бы в рассеянности следовал за ними.
- Вон, гляди! - остановилась Майя.
- Который?
- Ага, любопытство таки взыграло! Да нет, не тот, справа...
Да, действительно, мужчина, которого Майка решила ей по-дружески представить, был ничего. Можно даже сказать, вполне хорош собой. И даже- на редкость красив. По крайней мере, со спины. Словно почувствовав взгляд, он обернулся.
Когда-то Елена слышала такую поговорку: настоящий мужчина должен быть до синевы выбрит и слегка пьян. К сожалению, в жизни она больше встречала слегка выбритых и до синевы пьяных. Этот парень не относился ни к тем, ни к другим, был где-то посредине, ближе, пожалуй, к первым. Впрочем, легкая небритость присутствовала. Фигура, которую принято называть спортивной, следы образованности на ироничном лице.
- Караул, он, кажется, разбил мое сердце! - прыснула Елена.
- Серьезно, как он тебе? - Майя жадно заглядывала подруге в лицо.
- Майя, посмотри на его костюм. Тут же один галстук долларов за триста, у парня на лице это написано бегущей строкой. Наверняка он из тех, кто знается с бандитами, имеет крышу, ворочает делами и так далее. Или просто хлыщ от искусства? Вроде не похоже....
- Ты совсем не ценишь, что я для тебя делаю, - отмахнулась Майя. Рассуждаешь как третьеклассница. Он нормальный парень, при деньгах, образован. Меценатствует. Бандит! Что ж тут такого? В наше время нормальный мужик либо бизнесом занимается - значит, бандит, - либо политикой - значит, вообще киллер.
- Хакер, - подсказала Елена. - Имиджмейкер. Мерчендайзер.
- Честно жить - себе дороже, - не слушала Майя. - Я когда увидела его в гостях у моих знакомых, сразу решила: это для тебя. Вы идеально подходите друг другу. зовут его Кирилл.
Гости бродят по залу. В высоких стаканах колышется, то есть от переменчивого освещения создается впечатление, что колышется, разноцветная жидкость. За стойкой негр в белом костюме, белый негр, вертит длинными руками пузатые бутылки, разливает посетителям коктейли, какие кто пожелает разумеется, все за счет фирмы. Редкие пернатые чувствуют себя здесь в своей тарелке. Это приметила Елена, вглядываясь в лица внимательнее. Столичная балованая публика, уж на что привыкшая к зрелищам всякого рода, разбиваясь на персоналии, поражает трогательной незащищенностью. Вот высокая дама в золотом хитоне пошатывается на высоких каблуках - босоножки, знать, с собой захватила, не станешь в них в такую погоду шкандыбать по улицам. Хотя Елена мысленно хлопнула себя по лбу - дама в золотом, разумеется, приехала сюда на автомобиле с личным шофером. Как бы то ни было, ноги у нее красные, как у гуся, - это бывает, если долго стоять на каблуках и если в помещении холодно. И дама стесняется красных ног, неловко переминается, прячет их одну за другую, но это не спасает, и лицо ее тоже краснеет.
Стайка бородатых юнцов, выпускников какого-нибудь редкого факультета элитарного вуза, гогочет в углу; хорошо, на пол не сплевывают- это явно ценители искусств, тонкие эстеты, в душе революционеры, по совместительству клерки, авторы глянцевых журналов, баловались на первом курсе самиздатом, конспектировали Ницше и презирали звон монет. Их арийские физиономии с тех пор слегка раздобрели. Превратны мирские замыслы!
А это знаменитый высоколобый журналист, выгнанный со всех телеканалов борец за правду - его ли вина, что за правду одни прилично платят, а другие дают пинка. Полгода после увольнения он все рвал и метал в печати, грозился предать огласке потрясающие факты, всех разоблачить, всех скомпрометировать, но когда, по слухам, одно из центральных издательств предложило ему написать книгу, он никого почему-то не разоблачил, а немного помялся и присмирел.
Он беседует с круглолицым рыночным комсомольцем, мечтой престарелых домохозяек; надо же, столь многообещающий, такой молодой, а уже непоправимо закончивший свою политическую карьеру.
Тут еще какие-то личности, калибром помельче, стараются выделиться яркостью своего боевого оперения и экстравагантностью манер. Двое-трое представительных, скучных мужчин в пиджаках и с залысинами придают сборищу, как видно, характер статусно-событийного. Маленькие бутоны- лампочки в металлических гнездах, рассыпанные там и сям по потолку, стенам и даже по полу, подсвечивают лица, увы, самым невыгодным для них образом. В скользящем свете массивные и чуть тяжеловатые головы людей- львов выглядят кабаньими, продолговатые физиономии бодрых оленей становятся тупоносыми лосями, тщательно протонированные личики бабочек-топ-моделей оплывают в хитренькие рожицы куниц и белок. 'Интересно, на кого ты сама-то походишь?' спохватилась Елена.
И тут, прервав плавное течение событий и мыслей, произошло невообразимое. Вместо того чтобы чинно и по-простому познакомить их с Кириллом, сумасбродка Майка выкинула такой фортель, какого не могла ожидать от нее даже Елена.
- Сейчас мы все устроим, - шепнула она и, прежде чем Елена успела опомниться, элегантной походкой направилась к микрофону на подиуме.
От него только что отошла рыжеволосая устроительница вернисажа с одним из гостей, представленных публике.
- Дорогие сограждане! - обратилась к тусовке Майка. - В человеке все должно быть прекрасно. И я хочу вам представить... У нас в гостях сегодня в числе прочих приглашенных человек очень необычный. Елена Птах, прошу приветствовать...
Заинтересованные Майкиным свежим видом и голосом, присутствующие зааплодировали.
- Елена Птах, запомните это имя. Оно еще неведомо широкой публике, но в узких кругах работы Елены Алексеевны уже заслужили признание. Послушаем, что она скажет нам о сегодняшней замечательной выставке в свете практической и теоретической нелинейной орнитологии!
От гостей к Майке метнулась обалдевшая устроительница, но той не было до нее никакого дела, небрежным жестом Майка устранила рыжую. На все это Елена только трясла головой - не может быть и речи ни о каком выступлении. 'Елена Птах. Здесь и сейчас'!
- Скромность, скромность превыше всего! Просим, просим! - подал свой глас осколок брежневской эпохи.
- Да не упирайся ты, чтоб тебя! - смеялась Майка. - И попробуй только подвести!
По залу пронесся легкий гул - Еленина внешность пришлась по вкусу. Еще более понравилась ее растерянность. Она обвела испуганным взглядом притихших людей, заметила три-четыре зрачка нацеленных на нее телекамер... Майка... Что наделала эта чертовка. Сама кашу заварила, сама пусть и расхлебывает. Не будет Елена ничего говорить! Или...
Почему-то, как это часто бывает в напряженные моменты, с необычайной четкостью вспомнилась виденная на днях в городе картина, не имеющая никакого отношения к происходящему: серый, вылинявший от времени человечек с седыми висками и бачками, сдвинув на лоб очки, сосредоточенно жмет на клавиши карманной электронной игрушки - тетриса.
- Уважаемые дамы и господа, - эту фразу Елена произнесла все еще в ужасе, довольно тихо, не рассчитав силы голоса.
Зал затаился. Они ждут, что она сейчас скажет им. Головастики в пруду, бомонд, безумцы, слишком умненькие, чтобы быть безумцами по-настоящему... И все-таки люди. Обуреваемые творческими порывами, с идеями в головах, стремлениями в сердцах.
- Мы пришли сюда, чтобы приобщиться к искусству. Но пришло ли искусство к нам?..
Боже, что она плетет? Тишина в зале стала гуще, а бледная устроительница сцепила руки под подбородком и закрыла глаза пленками век сейчас грохнется в обморок.
- Что мы здесь делаем, господа? - На сей раз голос звучал хрустально-чисто и твердо. - Неужели всерьез принимаем за искусство все то, вокруг чего ходим? Конечно, нет. Как и сами художники, что выставили здесь образцы своего творчества, не воспринимают их как искусство. Ребята на меня не обидятся, они знают, что это правда. Как же нам быть?..
