– Жан, – несколько кокетливо вопросила она, – наверное, ты жалеешь о том, что когда-то познакомился со мной, и теперь у тебя нет покоя, и твой завтрашний день теряется в тумане неизвестности.
– Единственно, о чем я жалею, – отозвался он, – что у нас нет с собой даже маленького зеркальца.
– Ты имеешь в виду, что я ужасно выгляжу? – спохватилась Соня.
– Нет, я говорю вовсе не о тебе.
– Обо мне? – удивилась Мари.
– О вас, милая моя, о вас! – почти сердито сказал он. – Я подарил вам почти красивое личико, победил, можно сказать, саму мать-природу, а вы так небрежно обращаетесь со своим даром.
– Но что я могу делать здесь, в море? – растерянно отозвалась Мари.
– Хотя бы умыться.
– А морская вода разъест ее раны, – поддержала ее Соня.
– Зато их заживление будет идти куда быстрее. Ну, давайте, Мари, умойтесь, а после этого я даже пожертвую вам немножко питьевой воды, чтобы смыть лишнюю соль.
– Жан, ты как маленький! – возмутилась Соня. – О чем ты думаешь? Мы находимся неизвестно где, плывем неизвестно куда...
Люди увлеченные, как поняла она, не всегда могут трезво оценивать происходящее. Для них главное – их дело, а там хоть трава не расти!
Шастейль вовсе не смутился ее наскоком, а стал проявлять даже нетерпение.
– Давай-ка, Софи, садись на весла и греби к берегу.
Соня хотела было отказаться, но в последний момент одернула себя. Какие могут быть счеты в их положении! Не думала же она, что сможет не принимать участия в таком деле, как гребля, на всем их пути к спасению.
– Но я тоже не знаю, где он, этот берег! – все же с невольным раздражением пробурчала она.
– Это ничего. Помнится, ты рассказывала, что у некоторых твоих бабок проявлялся недюжинный талант ясновидения.
– Рассказывала, но я же, если ты помнишь, и сокрушалась при этом, что меня Всевышний никакими талантами не наделил.
– Кто знает, – сказал Шастейль загадочно, – а вдруг именно теперь, когда тебе угрожает опасность, знания предков проснутся... В сложных ситуациях, когда идет речь о жизни и смерти, человек оказывается способным на поступки, которые в обычной жизни ни за что не стал бы совершать... Садись на весла, Софи, и не спорь! Я хочу наконец посмотреть, что у Мари с лицом.
– Да я и грести-то не умею, – сказала она, но ее никто не услышал. Вернее, на ее слова не обратили внимания.
Ничего не оставалось, как пробраться на место гребца и для начала просто посидеть там, приноравливаясь к кажущимся неподъемными веслам.
Соня осмотрела море от горизонта до горизонта – никакого знака, указания свыше, – казалось, все части света потеряли вдруг свои направления и слились в некий круг или пятачок, в котором находилась их лодка, чтобы не стоять на месте, а передвигаться по кругу, в зависимости от того, куда направлен нос лодки...
Тогда она задала себе мысленный вопрос, где земля, и на мгновение ушла в себя: чем черт не шутит, Жан может оказаться прав. Ничего внутри не отзывалось на ее молчаливый вопрос.
Но стоило Соне взяться за весла и неуклюже приподнять их, глубоко погружая в воду, как то ли из глубины моря, то ли откуда-то с неба к ней пришло озарение: берег там!
Она с трудом развернула лодку и, стирая кожу на нежных ладонях, стала грести в сторону этого «там».
Прошло довольно много времени, пока Соня наконец освоилась и перестала дергать весла и погружать их слишком глубоко. И плескать ими, обдавая брызгами сидящих на корме товарищей по несчастью.
Словом, когда дело наконец пошло на лад, она смогла обратить внимание на то, чем занимался в лодке доктор Жан Шастейль.
«Ну понятно, голодной куме все хлеб на уме», – с усмешкой подумала Соня и очень своим мыслям удивилась. Потому что подумала-то она по-русски и тут же перевела свою мысль на французский язык, как будто в голове ее сидел кто-то второй, отличный от первого человек.
Вот так она потихоньку и превращается и не во француза, и не в русского, а непонятно в кого. Как говорила покойная маменька, «пошел к куме, да засел в тюрьме!»
Между тем Жан Шастейль, заставив Мари умыться морской водой, намочил небольшой кусок оторванного от собственной рубашки полотна и осторожно протирал девушке лицо, смывая с него засохшую кровь и что-то при этом приговаривая.
Княжна на минутку прекратила грести и прислушалась.
– Всевышний услышал мои молитвы, не испортил мою работу. Здесь болит? Ничего, пройдет, а вот здесь ты потерпи немного, разгладим эту припухлость... Еще несколько дней, сойдут твои синяки, и будешь ты у нас снова красавицей.
Соня услышала, как прыснула Мари – странно, с доктором она в момент становилась другим человеком, даже будто кокетничала, чего за ней в другое время Соня не замечала.
– Не помню, чтобы я была красавицей, – проговорила та, – но вам виднее.
А на самом деле их общение слишком затягивалось, в то время как руки княжны начинали всерьез болеть, так что она, глядя на них, невольно застонала, чем привлекла наконец внимание Шастейля.
– О, Софи, у тебя уже кровавые мозоли. Прости, я увлекся. И эта моя глупая затея насчет того, что ты почувствуешь нечто свойственное особо одаренным людям... Они безошибочно определяют части света, находят в песках воду... Я подумал, что вдруг к тебе придет некое озарение... насчет берега...
– И ты не ошибся, Жан! – вскричала Соня и так резко поднялась с сиденья, что чуть не опрокинула лодку.
– Ты хочешь сказать, что почувствовала... что знаешь, где берег?
– А куда, по-твоему, я гребла?
– И куда?
– Да к берегу же!
– Ну, это ты брось! – недоверчиво произнес Шастейль. – На дворе у нас, хвала Господу, тысяча семьсот восемьдесят шестой год, ведьм мы всех пережгли еще два века назад...
– Варвары! – фыркнула Соня.
– Скажи теперь, что ты слышала мычание коров.
– Чего не слышала, того не слышала, – сказала Соня. – Но разве не ты только что уговаривал меня вспомнить о даре предков и поднатужиться, увидеть за много миль отсюда берег земли?
– Так он все же за много миль отсюда? – уныло протянул Жан.
– Я этого не говорила. Могу даже сказать точнее: если ты будешь посильнее налегать на правое весло, мы доплывем до него гораздо быстрее.
Внезапно что-то выскочило из воды и, пролетев над Сониной головой, плюхнулось прямо в воду. Княжна от страха завизжала самым неподобающим образом.
– Не бойтесь, госпожа, – тронула ее за руку Мари, – это всего лишь летающая рыба.
– А разве такие бывают? – переведя дух, спросила Соня.
– Конечно, бывают, – ответила Мари. – Когда вы... лежали там, на палубе, я стояла у борта и много их видела. А еще один матрос выловил из моря какого-то водяного паука, такого здорового да страшного...
– Паука? – содрогнувшись, переспросила Соня.
– Не пугайте княжну, Мари! – усмехнулся Жан. – Никакой это не паук, а всего лишь кальмар. Такой съедобный моллюск. Если его правильно приготовить...
– Только не надо мне рассказывать про вашего моллюска! Я все равно не стану его есть, даже будучи очень голодной.
– Не зарекайтесь, Софи, – покачал головой Шастейль. – Если ваш нюх – или ясновидение – нас подвел, кто знает, как надолго придется нам растягивать скудные запасы пищи и что по причине отсутствия оной есть!
