сороку, но на этот раз она не стрекотала, а лишь вглядывалась в странного шакала, который не был ранен, но едва тащился по лесу.

Черныш добрел до озера, упал и начал пить, и чем больше пил он этой чистой холодной воды, тем светлее становилось вокруг. Будто привычные силы вливались вместе с водой в его ослабевшее тело, а с глаз спадала мутная пелена. Он глубже вошел в озеро и долго стоял там по горло в воде. Прятавшиеся в высоких камышах утки шумно взмыли вверх. Шакаленок вздрогнул и выбрался на берег: сейчас ему хотелось спрятаться ото всех и от всего — от птиц, солнечных лучей, от деревьев, которые вчера вечером так напугали его.

Искать свое логово Черныш был не в силах, поэтому залез под кусты ежевики. И тут сороки подняли трескотню: мы, мол, сомневались, а шакал-то самый настоящий! Правда, верещали они издали: вблизи деревьев не было, а сесть на кусты ежевики птицы не решались. Воробьи давно улетели, но сороки — их становилось все больше — продолжали верещать: «Шакал! Берегитесь, там под кустами лежит шакал!»

Кобчик, притаившийся на одной из нижних веток дальнего дерева, — маленький, но похожий на сокола и, должно быть, оттого очень сердитый, прилетел на голоса болтливых птиц. Он уселся поудобнее на ветке — наверно, хотел выяснить, о чем так пронзительно верещат болтуньи, но никого не увидел и, шумя крыльями, драчливо ринулся на сорок… Удивительно им не везло, беднягам, а ведь они-то лишь добра желали всем окружающим!

Черныш ничего этого не видел и не слышал, он снова, как и вчера, не просто заснул, а точно провалился в густую вязкую темноту. Не проснулся он и в обычное время, когда зашло солнце, небо усеяли крупные звезды и выплыла недовольная, будто чванливый человек, луна. Ее холодные, негреющие лучи не коснулись укрывшегося в кустах шакаленка.

А когда шакаленок проснулся, зубами щелкнул от голода. Еще никогда в жизни он не был так голоден! Ему захотелось мяса, настоящего свежего мяса, и он решил пойти в пустыню, наловить там сусликов и насытиться до отвала. Неглубокий овраг, по безводному дну которого он шел, оборвался у какого-то озера, а так как Чернышу не были в этих краях знакомы ни озера, ни овраги, он искал пустыню наугад. К тому же у него вроде бы ослабло обоняние, притупился слух…

Неожиданно он услышал поблизости блеяние козленка. Звук повторился, и хищник крадучись пошел на него. Он увидел козленка — того же самого или другого? — привязанного на прежнем месте, но волком на сей раз не пахло.

Прячась под деревьями, прижимаясь брюхом к земле, Черныш подобрался совсем близко к козленку и с силой прыгнул на него. Козленок, сразу притихнув, смотрел во все глаза. Шакал взвился в воздух, разинул страшную пасть и рухнул в яму. Доски беззвучно сомкнулись над ним.

* * *

Рано утром к козленку пришли люди, дали ему воды и травы. Они сняли с ямы крышку, прижали Черныша к земле жердью с развилиной, связали ему все четыре лапы, надели намордник, подняли и отнесли в свой лагерь. Бездомный хищник издали узнал Мурада, у которого усы были черны, как казан, и блестели, как лакированные туфли. Их взгляды встретились.

Мурад с опаской подошел к клетке и смотрел в глаза шакалу не отрываясь. Шакал тоже не мог оторвать от него взгляда. Потом шакал оскалился и зарычал, совсем как собака.

— Дьявол, сущий дьявол, — пробормотал Мурад и отвернулся от клетки. Даже усы у него уныло обвисли. Но вскоре он подошел снова, ткнул Черныша в бок длинным ивовым прутом.

Хищник мгновенно изжевал в мочалку тот кусок прута, который попал в клетку.

Мурад все не отходил, все разглядывал удивительного зверя, и шакал тоже следил за ним, поворачивал голову, рычал по-собачьи. Мурад никогда в жизни не слышал, чтобы шакалы умели так рычать. И вообще, сказать по правде, ему в голову не приходило, что дикие животные могут рычать на человека или так вот неделями на него охотиться. Мурад был убежден, что Черныш все это время только и гонялся за ним и его добром. Он даже присочинил товарищам, что, прыгая с баржи, Черныш из-под носа у него стянул самую жирную, самую крупную рыбину. Понятное дело, такую, какая ни одному рыболову еще не попадалась.

— Оставьте его в покое, слышите? — крикнул издали Барабаш, и Мурад отошел от клетки.

Он торопился собирать свои вещи, чтобы непонятный зверь ненароком не успел удрать и не выследил, куда и какой дорогой он уезжает.

Глава седьмая

Прошло много-много дней. Клеток с хищными зверями вокруг Черныша становилось все больше. Сначала был один только волк, теперь их стало четыре. Лисы, дикобразы, кабан лежали в клетках из самых крепких веток, срубленных в этом же лесу, и, должно быть, вспоминали прежние счастливые времена.

Наконец люди вчетвером подняли клетку с шакаленком, долго везли куда-то на тележке, а затем погрузили на корабль. Это Черныш понял, когда вновь увидел знакомые берега: здесь он проплывал когда- то на барже. Отсюда он хотел добраться до тайника, где прячется, засыпает на ночь солнце, окрасив алой своей кровью воду и облака.

Диких зверей вскоре сняли с корабля и погрузили в поезд. Черныш был напуган хрипом паровоза, стуком вагонов, беспрерывными криками людей. Сколько бился он о стенки своей клетки, чтобы вырваться и убежать, сколько раз принимался грызть мокрое, но твердое как камень дерево, из которого была сделана клетка. У него совсем пропал аппетит: теперь он уже не мог бы решить, голоден он или сыт.

Поезд прибыл в город вечером. Черныш удивился: в то время, когда в мире властвует темнота, а хищники выходят на охоту, в этом скоплении человеческих жилищ было светло, будто днем. И еще его удивило, что здесь слишком много людей. Он и не представлял, чтобы их могло быть так много!

Когда автомобиль с дикими зверями въехал в ворота зоопарка, Черныша ошеломило обилие запахов и звуков. Уши его чуть не лопнули от рычания тигров, визга обезьян, пения всевозможных птиц. Не привыкший к шуму, шакаленок был оглушен.

А наутро его поразило солнце.

Оно по-прежнему было красным, сияющим. Неужели это существо во всех краях одинаково?

Лучи восходящего солнца упали на вершины гор, и горы стали красновато-коричневыми. Чернышу, привыкшему к простору пустыни, горы показались облаками, но было странно, что они не движутся и совсем не меняются, только очертания их становятся резче, отчетливее под лучами солнца. И Черныш стал сомневаться, облака ли это.

В полдень над горами стали проноситься обрывки туч.

Солнце потускнело, опустилось за горы, но еще некоторое время светилось невидимое, и неподвижные очертания горной гряды вырисовывались на небе особенно резко. Тогда Черныш принял горы за убежище, где укрывается на ночь солнце. Конечно, солнце не умирает, а просто уходит спать, чтобы после снова вернуться на небо. И если солнце окрашивает все вокруг своею кровью, то для него это так же просто, так же привычно, как для воды — орошать и поить землю.

Вот каким хитрым и сообразительным был наш шакаленок!

Дни тянулись, похожие один на другой. Каждый день в зоопарк приходили люди, то поодиночке, то целыми толпами, но у клетки Черныша они обычно не задерживались, а шли смотреть других зверей. И хорошо, что не задерживались, Чернышу и без того было тошно в тесной клетке. Правда, его сытно кормили, вовремя давали воду, но все равно Черныш тосковал. Тосковал по степи, по густым зарослям, которые не пробьешь пулей и где всегда темно, будто ночью. Вечерами он иногда долго-долго выл. Тогда шакал, сидевший вместе с ним и, должно быть, выросший тут, в зоопарке, удивленно поднимал голову. Наверно, точно так же удивились бы ребята в школе, если бы какой-нибудь мальчик во все горло запел во время урока.

Дни стали короче, но когда наступала темнота, Чернышу становилось вовсе невмоготу: он метался из

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату