всегда глубоко меня огорчало. Но для тебя это, в самом деле, было меньшим из зол, а для меня — единственным способом выжить. Сколько раз я порывалась написать тебе из своей добровольной ссылки или, когда мой любимый супруг умер в прошлом году, тайно проскользнуть в твой дом. Но я знаю, что это невозможно, особенно теперь, когда на престоле восседает Мария. Кроме того, когда-то я поклялась твоему отцу, что до гробовой доски буду хранить молчание, если только он позволит мне жить своей жизнью, вдали, как он выразился, от „жаркого солнца“.
Но, милая моя Елизавета, теперь я должна нарушить это обещание. Насколько я понимаю, тебе сообщили, что я умерла здесь, в Уивенхо, через несколько лет после смерти твоей матери. Это ложь, которую я с готовностью поддерживала, чтобы защитить тебя и своих детей от первого брака, Генри и Екатерину Кэри. Даже теперь им приходится жить за границей, вдали от Англии, в которой правит Мария Кровавая. Уверяю тебя, что они твои верные будущие подданные и друзья, которые, как и я, неустанно молятся о твоем законном наследовании трона».
— Что это за письмо? — вывел Елизавету из раздумья голос Кэт. Она попыталась заглянуть принцессе через плечо, но та отмахнулась от нее и повернулась немного в сторону. — Золото мое, что случилось? У вас такой вид, будто вам явился призрак.
— Так и есть, — шепнула Елизавета, не отрывая глаз от письма. — А теперь дай мне дочитать.
— Не дам, если это послание от очередного плута или предателя, вроде Уайетта.
— Я сказала, оставь меня!
«О твоей матери, моей бедной сестре, говорили жестокие и страшные вещи, но она любила тебя. Она боролась за твое законное место и погибла в этой борьбе, никогда не забывай об этом. Я тоже мать и, стоя теперь на пороге смерти, должна бороться за безопасность и будущее своих детей.
Вот почему я с нетерпением жду нашей встречи, чтобы кое-что рассказать тебе лично. Хвала Господу, сейчас в моем особняке в Уивенхо в западной части Колчестера залечивает раны Генри, на жизнь которого недавно покушались. Не так далек от нас Хэтфилд, милая, как велика пропасть лет, разделившая нас. Генри настаивает на том, что непременно должен о чем-то тебе рассказать. Береги себя, дорогая, ибо он считает, что, даже после стольких лет и злоключений, Болейнам твоего поколения, в том числе и тебе, дочери короля, — быть может, в первую очередь тебе, — грозит серьезная опасность.
Если решишься ехать, избегай лесной дороги на Маркс Тей, а перейди реку Колн рядом с поселком. Говори, что ты леди Пенелопа Корниш из Айтем Моута, что в Кенте, приехала погостить. Мы с ней много лет обмениваемся письмами, но мои слуги не знают ее в лицо.
Громко стукнула крышка сундука; Елизавета вздрогнула.
— Что же это, — буркнула Кэт с противоположного конца комнаты, — если не какой-нибудь заговор?
— В каком-то смысле это мой собственный заговор, точнее его зародыш, — объявила Елизавета, прижимая письмо к груди.
Потом она медленно, словно на алтарь, положила его на резную дубовую полку над камином. Наморщив лоб, Елизавета сняла плоскую бархатную шапочку и сетку. Она позволила Кэт расправить длинные волосы по плечам и рукам, чтобы той удобно было расшнуровывать на спине корсет. Елизавета леденела от страха. «Если сомневаетесь, ничего не делайте и ничего не говорите», — повторял Сесил, но Елизавета думала только о том, как бы поскорее приняться за дело. Придется ей поторопиться со сборами.
— Значит, никаких тайных свиданий? — еще резче спросила Кэт. — После трагедии с Томом Сеймуром вам, конечно, и в голову такое не придет.
— Я просила, чтобы ты больше не говорила об этом.
Елизавета схватилась за каминную полку, потом медленно отпустила ее и повернулась к Кэт.
— Это свидание не предвещает любви — романтической любви. Но мне нужно выбраться отсюда, и я знаю, что ты мне поможешь.
— Выбраться отсюда? — взорвалась Кэт. Уперев руки в пышные бедра, она открыла рот, точно выброшенная на берег рыба. — Что это за разговоры? — прошипела она. — Я вернусь вместе с вами в чистилище Тауэра, умру за вас, но не позволю вам умчаться невесть куда. Да и как можно сбежать из бархатной темницы, в которую заточила вас королева?
Елизавета резко повернулась к Кэт спиной, чтобы та закончила расшнуровывать корсет. Проворные руки нехотя снова принялись за работу.
— Боюсь, моя дорогая Кэт, что моя проклятая головная боль вернулась.
Елизавета поспешно отвязала нижние юбки, выпуталась из них и рывком стащила через голову влажное платье.
Нагая, раскрасневшаяся, принцесса отмахнулась от льняного полотенца, которое подала ей Кэт. Она укуталась в любимый старый халат из зеленого бархата и сунула ноги в деревянные домашние туфли. Забрав письмо с каминной полки, Елизавета поцеловала его и приложила ко лбу, как будто могла перенести его содержание прямо в мозг.
Как смеют Тюдоры разлучать ее с родней матери? Дробить королевскую семью — самое страшное предательство. Трясясь, Елизавета развернула письмо, прочла его еще раз и бросила в очаг, где оно вспыхнуло, превратилось в серебристый пепел и улетучилось через дымоход.
— Что-то не похоже, будто у вас болит голова, — проворчала Кэт и, кряхтя, наклонилась, чтобы собрать одежду. — Во всяком случае, когда я об этом объявлю, вам придется остаться в комнате. В прошлый раз вы не вставали с постели весь день и две ночи, и никому, кроме меня, не разрешалось к вам подходить. Все занавески плотно закрыли, полог задернули. Ни звука, ни гостя, вы даже еды не просили…
— Вот именно, — кивнула Елизавета и стала наблюдать за лицом Кэт. До той наконец начал медленно доходить скрытый смысл ее слов. — А после того, как я попала под ливень, даже Поуп и Би проглотят нашу наживку целиком.
—
Свободной от сережки рукой Елизавета схватила палец Кэт, сжала его в кулаке и склонилась к ее круглому румяному лицу.
— Найди Дженкса, он должен раздобыть нам лошадей. Скажи, что нужно четыре крепких скакуна, чтобы мы могли менять их в дороге, но не из нашей конюшни, потому что их хватятся. Ты остаешься. И захвати денег, отдашь их Дженксу.
Кэт высвободила палец и сжала хрупкие плечи Елизаветы.
— Клянусь душой матери, ваша Кэт Эшли ничего подобного не сделает, ваше высочество, пока…
— Нет, это я клянусь
Стряхнув руки Кэт и задрав подбородок, она смерила невысокую женщину презрительным взглядом.
Кэт присела в долгом глубоком реверансе. Принцесса и ее верная служанка всегда испытывали шок, когда вспоминали, какая пропасть их разделяет.
— Встань, Кэт, — проговорила Елизавета, помогая служанке подняться. — Слушай меня внимательно, но ни с кем этого не обсуждай, кроме меня. Это письмо от моей тети, Марии Болейн, которая, судя по всему, при смерти.
— Но она уже мертва, все эти долгие годы, так что…
— Ш-ш! Так мне сказали мой венценосный отец и сестра много лет назад. Но они оба ненавидели Болейнов — и, несомненно, меня, за мою дурную болейновскую кровь, как однажды выразилась Мария. Я должна увидеться с тетей, но мне никогда бы не позволили этого, даже если бы я умоляла на коленях. —
