Но в дверях уже стоял отец с гроссбухами в руках.
— Симонетта, нам пора ехать.
Детское постельное белье было сложено в медную ванночку Мики, и мадам спрятала ларец между простынями. Оглядев комнату, она сняла с подставки на столике небольшую картину — вид Венеции, с минуту смотрела на нее, затем передала ее Ганнибалу.
— Отнеси ее повару. Держи за раму, — сказала она, улыбнувшись ему. — Не смажь то, что на обороте.
Лотар вынес ванночку во двор, к фургону; по двору растерянно бродила Мика, встревоженная необычной суетой вокруг. Ганнибал поднял Мику повыше, и она смогла потрепать Цезаря по морде. Не ограничившись этим, девочка пару раз сжала битюгу нос — может, он подаст голос? Ганнибал набрал горсть зерна и рассыпал во дворе, изобразив букву «М». Тут же налетели голуби, образовав на земле «М» из живых птиц. А Ганнибал пальцем начертил букву «М» на ладошке Мики: скоро ей исполнится три, и он уже отчаялся верить, что она когда-нибудь научится читать. «„М“ — значит „Мика“», — сказал он ей. Она побежала к голубям, радостно смеясь, и они взлетали вокруг нее, хлопая крыльями, а затем, покружившись над башнями замка, уселись на звоннице.
Повар, массивный, в белой поварской одежде, принес ленч. Цезарь скосил на повара глаз и прислушивался к его действиям, насторожив уши: когда Цезарь был жеребенком, повар не раз гнал его с огорода, выкрикивая ругательства и молотя его по заду метлой.
— Я останусь, помогу вам погрузить кухню, — сказал повару учитель Яков.
— Поезжайте с мальчиком, — отозвался тот.
Граф Лектер поднял Мику в фургон. Ганнибал тотчас же обнял сестру. Граф Лектер прижал ладонь к щеке сына. Мальчик удивился, ощутив в руке отца внутреннюю дрожь, и пристально вгляделся в лицо графа.
— Три самолета бомбили грузовую железнодорожную станцию. Полковник Тимко говорит, у нас есть по меньшей мере неделя, если они вообще сюда доберутся, да и тогда бои пойдут у главных дорог. Мы укроемся в охотничьем домике, и все будет хорошо.
Шел второй день операции «Барбаросса» — Гитлер осуществил свой молниеносный бросок на Россию через Восточную Европу.
2
Берндт шел перед фургоном по лесной дороге, следя, чтобы ветви деревьев не хлестали Цезарю морду, отсекая особенно разросшиеся короткой швейцарской алебардой.
Учитель Яков следовал за фургоном на лошади, его седельные сумки были набиты книгами. Ездить верхом он не умел и, проезжая под толстыми ветвями, прижимался к конской шее, обхватив ее обеими руками. Иногда, если дорога поднималась вверх особенно круто, он спешивался и вместе с Лотаром, Берндтом и самим графом Лектером подталкивал фургон. Ветви снова смыкались за ними, скрывая дорогу.
Ганнибал чувствовал запах раздавленной колесами свежей зелени, нежный аромат волос Мики у себя под подбородком — она всю дорогу ехала у него на коленях. Он видел, как высоко над ними пролетели немецкие бомбардировщики. Инверсионные следы самолетов образовали нотный стан, и Ганнибал напел сестренке мелодию, начерченную в небе черными разрывами зенитных снарядов. Мелодия показалась ему не очень приятной.
— Нет, — сказала Мика. — Анниба, пой «Das Mannlein»[1]!
И они вместе запели песенку о загадочном маленьком человечке, который стоит в лесу. Песенку подхватили няня, ехавшая вместе с ними в тряском фургоне, и учитель Яков на своей кобыле, хотя он не любил петь по-немецки.
Два часа нелегкой дороги привели их на поляну, укрывшуюся под пологом высоких деревьев.
Охотничий домик Лектеров за три столетия превратился из примитивного укрытия в удобный уединенный дом в лесу, деревянно-кирпичный, с очень крутой крышей, чтобы не залеживался снег. Рядом располагался небольшой амбар с двумя стойлами и жильем для обслуги, а за домом — уборная в викторианском стиле, с резным расписным орнаментом; крыша строения едва виднелась над скрывавшей его живой изгородью.
В фундаменте охотничьего домика все еще можно было видеть камни алтаря, воздвигнутого в темные века людьми, поклонявшимися ужу — «травяной змее». А сейчас Ганнибал мог наблюдать, как травяная змея поспешно покидает эти древние места, когда Лотар принялся обрубать стебли вьющихся растений, мешающих няне открыть окна.
Граф Лектер поглаживал огромного коня, пока тот пил воду — целых полтора галлона — из колодезного ведра.
— Повар упакует кухню к тому времени, как вы вернетесь, Берндт. Цезарь сможет провести эту ночь в своем собственном стойле. А вы с поваром отправитесь сюда, как только займется рассвет, не позже того. Я хочу, чтобы вы к утру были уже далеко от замка.
Владис Грутас вошел во двор замка Лектер, изобразив на лице такое приятное выражение, на какое только был способен; входя, он обвел окна внимательным взглядом. Помахал рукой и крикнул «Алло!».
Грутас был худощав, с грязноватыми светлыми волосами, в штатской одежде; глаза у него были такими бледно-голубыми, что казались просто кружочками пустого неба. Он снова крикнул: «Алло, там, в доме!» Ответа не последовало, и он прошел внутрь через черный ход. На полу в кухне он обнаружил ящики с провиантом, готовые к отправке. Он поспешно сунул кофе и сахар к себе в сумку. Дверь в подвал была открыта. Он посмотрел вниз и увидел у конца длинной лестницы свет.
Вторжение в логово другого существа — древнейшее табу. У некоторых извращенцев нарушение табу вызывает холодящее чувство возбуждения: так оно случилось и сейчас.
Грутас стал спускаться по лестнице, вдыхая прохладный, словно в пещере, воздух сводчатых подземелий замка. Заглянув сквозь арку, он увидел, что решетка, запирающая винный погреб, открыта.
Слышалось какое-то шуршание. Грутасу были видны стеллажи от пола до потолка, заполненные рядами винных бутылок, на каждом стеллаже — ярлык; увидел он и огромную тень повара, передвигавшуюся по помещению: повар работал при свете двух фонарей. На дегустационном столе в самом центре комнаты лежали квадратные, аккуратно упакованные свертки, а рядом с ними — небольшая картина в изящной раме.
Грутас оскалил зубы, когда огромная фигура повара — этого ублюдка! — стала ему видна. Сейчас повар стоял к нему спиной, что-то делая на столе. Шуршала бумага.
Грутас прижался к стене в тени лестницы.
Повар завернул картину в бумагу и обмотал бечевкой — получился такой же сверток, как все остальные. Держа в одной руке фонарь, он поднял другую вверх и потянул металлический канделябр, висевший над дегустационным столом. Раздался щелчок, и в конце винного погреба один из стеллажей на несколько дюймов отошел от стены. Повар отодвинул стеллаж, громко скрипнули петли. За стеллажом
