Мужчины прошли еще около двухсот шагов и попали в здание. Им приказали раздеться и пройти через душевую. После мытья холодной водой они прошли в какой-то коридор, где на полу высилась гора полосатых брюк и курток. Потом парикмахеры выстригли у них полосу от лба до затылка, пройдясь по середине головы машинкой. Из душевой их вывели на площадь, где заставили простоять на ветру несколько часов. Когда рассвело, они увидели, что вся окрестность, насколько охватывает глаз, застроена бараками. С крыши одного из бараков спрыгнул парень и сказал что-то на польском языке. Видя, что они не понимают, перешел на идиш:

– Откуда вы?

– Из Венгрии.

– Выходит, настал и ваш черед.

– А где мы?

– В Освенциме. В самом большом лагере уничтожения.

– Что значит в лагере уничтожения?

– Эх, вы! Тут убивают стариков и детей сразу, что называется, с вагонов. А вы сперва поработаете, а потом и вас отправят на тот свет.

– Убивают? Где убивают?!

– А вот там.

Парень показал рукой на трубы, из которых как бы нехотя вытекал жирный дым.

– Убивают газами, а потом сжигают.

Венгры не верили.

– Поживете пару дней, узнаете еще больше!

Парень отошел от колонны и вернулся чинить крышу.

Спустя полчаса явился некто в полосатом и сказал, что он говорит по-венгерски и будет их капо. Он подтвердил слова того парня и добавил:

– Вас привезли, чтобы уничтожить. Но проклятым немцам еще нужны рабочие руки. Потому и дали вам отсрочку. Пока что они «газуют» ваших братьев и родителей, да малых детей. Знайте, все правила человеческого поведения здесь не стоят ни гроша. И прямо объяснил: «Я стал капо затем, чтобы продлить себе жизнь».

Но ему не верили. Еще капо сказал, что тот офицер СС, который распоряжался на перроне, – это Менгеле, врач, который решает, кого убивать сразу, а кого – потом.

Хаги пробыл в Освенциме с неделю и убедился, что капо говорил правду. Из Освенцима его отправили в рабочий концлагерь в Силезии. Там он пробыл до 17 января, когда русские подошли близко, и лагерь в пешем строю повели в тыл. Они шли двадцать дней по горам Карпат и Судет, а затем их погрузили в вагоны и отвезли в концлагерь Маутхаузен в Австрии. Оттуда Хаги попал в лагерь в Бадензее. За четыре месяца он потерял в весе сорок килограммов из прежних восьмидесяти. Каждый день в лагере умирали сотни заключенных, замученных трудом и голодом.

27 апреля, за десять дней до освобождения, умер младший брат Хаги. Сам он продержался до прихода американцев, но в тот день потерял сознание. В себя пришел в полевом госпитале. Три недели врачи поддерживали в нем жизнь, вливая физраствор в вены, а затем еще три недели кормили только жидкой кашицей.

1 августа Хаги выписали из госпиталя, и через Вену и Будапешт он отправился в Сегед – искать своих. Старший брат и одна из сестер выжили. А родителей доктор Менгеле направил в газовую камеру. Невеста Хаги, Ципора, тоже попала в Освенцим вместе с родителями и сестрой и чудом осталась жива, одна из всей семьи. В октябре 1945 года Ципора вернулась в Сегед, в декабре они поженились.

Я очень рассчитывал на помощь Хаги, но ему только с большим трудом удалось добиться, чтобы Кенет взялся выполнить мое поручение. В то время следователь занимался несколькими важными делами, касавшимися безопасности страны, и заменить его было некем. Так что до конца февраля 1960 года Кенет не мог приступить к делу Эйхмана.

Я сгорал от нетерпения. Когда располагаешь достоверной информацией, тяжело выжидать, ничего не предпринимая.

Но выхода не было. Тем временем Кенет в свободные часы детально изучал досье Эйхмана. Он был очень горд, что выбор пал на него. Я изложил Кенету свою точку зрения, сказав, что есть все основания считать, что Рикардо Клемент – это Адольф Эйхман.

Мне удалось устроить встречу Кенета с доктором Бауэром, прежде чем тот вернулся в Германию.

На эту встречу пришли также Анкор и Менаше Талми, проводившие исследования в Южной Америке. Участие Талми диктовали интересы дела: он знал положение в Аргентине, приобрел опыт, помогая сперва Горену и Гофштетеру, а затем занимаясь поисками в одиночку.

Беседа с Бауэром несколько разочаровала Кенета: прокурор так и не признался, кто снабдил его новой информацией об Эйхмане, хотя встреча с тем человеком могла бы значительно облегчить работу. И тем не менее Кенет проникся полным доверием к Бауэру, его уверенностью, что Клемент – это Эйхман.

Теперь я уже начал всерьез интересоваться правовым обеспечением нашей акции: возможно ли, с точки зрения международного права, предать Эйхмана суду в Израиле, если удастся доставить палача в нашу страну? Несомненно, суд над Эйхманом должен завершить всю операцию. Но суд должен быть именно в Израиле. Тогда это будет действительно важным событием, с точки зрения как истории, так и морали.

Чтобы выяснить все правовые тонкости, я обратился к моему другу – одному из наших выдающихся юристов. Мы встретились у него дома, а не в бюро, чтобы никто посторонний нас заведомо не услышал.

Когда мы уединились в кабинете, заставленном книгами, я рассказал хозяину о шансах поймать Эйхмана и о нашем намерении предать его суду в Израиле.

– Можно ли судить того, кто будет доставлен в страну необычным путем? – спросил я у него.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату