О чем именно шел спор, Лоуренс разобрать не мог, но один из спорящих кричал.
Речник в лодке перед ними тоже встал и, вытянув шею, вглядывался в происходящее на причале.
— Такое здесь редко.
Рагуса, держа руку козырьком над глазами, говорил точно сам с собой.
— Может, пошлина слишком высокая? Нет… по-настоящему сердиться должны те, кто идет с моря, вверх по течению. Сперва им приходится платить за лошадей, которые тянут их лодки, потом они добираются сюда, и им опять приходится платить…
Лоуренс покосился на Хоро; та зевала, стараясь не показывать клыки. Потом вдруг он осознал, что кое-что в словах Рагусы звучало странно.
— Но разве это так только для тех, кто идет с моря? Для речников же должно быть то же самое.
Хоро вытерла слезящиеся глаза об одежду Лоуренса; тот легонько щелкнул ее по голове. Рагуса рассмеялся и поднял весло.
— Для нас, речников, река — это наш дом, мы просто платим за жилье… не на что сердиться. А для тех, кто с моря, река — просто дорога. И когда им приходится платить снова и снова — ясно, они злятся.
Лоуренс кивнул, показывая, что понял.
Происходящее на причале постепенно становилось все более разборчивым. Тот, кто только что кричал, оказался мальчиком; и он по-прежнему спорил со стражами. Он тяжело дышал, облачка белого тумана вырывались изо рта. Своим еще детским голосом он выкрикнул:
— Но это печать герцогской семьи!
На вид мальчик был лет двенадцати или тринадцати от роду. Его непричесанные волосы были все в грязи и пыли, да и лицо тоже. И он был настолько тощ, что, столкнись он с Хоро, вполне возможно, упал бы он, а не она.
Одеяние его было настолько потрепанным, что, казалось, развалится от любого чиха. На тощих ступнях — изношенные сандалии. Будь он при таком облачении старцем с бородой — его вполне можно было бы принять за почтенного отшельника.
В руке мальчик держал лист пергамента, который и показывал стражу.
— Что там случилось? — недовольным голосом спросила Хоро, проснувшись окончательно.
— Не очень понятно пока. Но ты ведь слышала, что он кричал?
Хоро зевнула еще раз.
— Даже я не слышу, когда сплю.
— А, ну да, храп все заглушает.
За свои слова Лоуренс был немедленно вознагражден пинком.
Прежде чем он успел пожаловаться вслух, один из стражей, до того молчавший, поднял копье и произнес:
— Эта бумага — подделка! И я больше повторять не буду! Если продолжишь вякать, получишь по заслугам!
Мальчик закусил губу, точно пытаясь сдержать слезы.
Лодка Рагусы наконец остановилась — прямо позади той, за которой они плыли. Похоже, владелец той лодки и Рагуса были хорошими знакомыми. Поприветствовав друг друга, они зашептались.
— Что за переполох? Это ученик старого Ренона, что ли?
Рагуса подбородком указал на старого, седого лодочника, чья лодка стояла впереди.
— Если так, Ренон не сидел бы сейчас в своей лодке.
— Это ты прав, ха-ха! А может, он?..
Мальчик на них даже не смотрел. Он не отводил глаз от пергамента у себя в руках; его плечи и ноги тряслись — то ли от холода, то ли от ярости, поди разбери. Сдаваться он, похоже, не хотел, но, когда поднял голову и увидел прямо перед собой острие копья, мог лишь отступить. Он пятился медленно, шаг за шагом, пока не очутился на самом краю причала.
— Так, меня отвлекли. Вы все, продолжаем сдавать деньги…
После объявления стража лодки возобновили движение. Судя по тому, что особого интереса к произошедшему никто не проявил, ситуация была не из редких.
Всклокоченный мальчуган по-прежнему держал в руке свой пергамент. Едва Лоуренс заметил на листе красную печать, как тут же понял, что произошло. Мальчик попался на удочку какому-нибудь жулику.
— Так значит, его обманули?
— Да.
Лодка Ренона отчалила от причала, на ее место подошел приятель Рагусы. Рагуса двигался прямо за ним. Лоуренс сказал на ушко Хоро, качаясь в такт лодке:
— Такое случается время от времени. Поддельная бумага — возможно, свидетельство об оплате от землевладельца. Может, даже поддельное разрешение на сбор пошлин на реке.
— Хмм…
Подобные фальшивки обычно продают дороже, чем тот доход, который могут принести такие же, но настоящие бумаги. Но те, кто не знает подобных вещей, часто попадаются в такие ловушки.
— Бедняжка…
Лодки на реке уже выстроились в очередь. Подзадержавшиеся стражи лихорадочно собирали деньги и начисто забыли про мальчика. Как и говорила Хоро, мальчик выглядел совершенно нищим. Но если бы он думал головой, то не дал бы себя обвести вокруг пальца.
— Возможно, это будет ему хорошим уроком.
При этих словах Лоуренса взгляд Хоро перешел с мальчика на него.
— Надеюсь, ты не пытаешься мне намекнуть, что я бесчувственная скотина?
— И это говорит тот, кто молил о помощи всех подряд, когда его самого ослепила жадность.
От столь прямого заявления Лоуренс поежился; но если он сейчас протянет мальчику руку помощи, это будет против его принципов как торговца.
— Но я искал помощи своими собственными ногами.
— Хех.
— Я предпочел бы думать, что я не настолько злодей, чтобы отбросить руку того, кто просит о помощи. Но если он хотя бы не попросит, у него нет будущего, даже если кто-то и будет ему помогать. Тогда ему остается только обратиться к Церкви и стать монахом.
Хоро погрузилась в раздумья — видимо, о бедном мальце. Скорее всего, она понимала, что Лоуренс прав; но, в конце концов, она же помогала с урожаями деревне много столетий, не видя за это никакой благодарности… просто она такая. Видимо, помогать бедствующим в ее характере.
Лоуренс натянул одеяло на лицо и прошептал:
— Может, если он поднимется на ноги и начнет сам что-то делать, тогда…
Хоро, конечно, добрая, но она не может не видеть, как устроен этот мир. «Конечно же, она понимает мои намерения», — подумал Лоуренс.
Мальчика ему было жалко; но, взглянув в его сторону, он не поверил отнюдь не глазам, но ушам своим.
— Учитель! — прозвенел крик.
Все, кто здесь собрались, привыкли быть на рынке. Они могли определить источник голоса даже посреди толпы. Мальчик вскочил на ноги, не обращая внимания на попытки стражей его остановить. Он бежал вдоль причала, и слова его были обращены не к кому иному, как к Лоуренсу.
— Учитель! Это я!
— Какого…
— Хвала Господу, как же замечательно, что я наконец-то вас нашел! Я уже беспокоился, потому что мне совсем нечего было есть, но наконец-то удача!
Несмотря на радостный тон, по лицу мальчика было видно, что он весь на нервах. Лоуренс вперил в него взгляд и принялся копаться в памяти, где хранил лица всех, кого встречал в прошлом. Да, он не ошибся: этого мальца он видел впервые в жизни.
Но одно Лоуренс понял: мальчик поставил на него все. Это же поняли и стражи, которые тут же
