на мгновение потемнело его лицо, и ласково улыбнулась: — Ты никогда не спрашивал меня, почему я это сделала.
— Ну наверное, я тебе просто разонравился, поэтому ты и указала мне на дверь. Ты имела на это право. Я не должен был так сердиться.
— Как раз должен был. До этого я всячески давала тебе понять, что мне приятны твои ухаживания. Да так оно и было.
— Тогда почему же ты меня отвергла? Это был странный каприз, и, насколько я успел убедиться, тебе не свойственный.
— Мои родители велели отдать тебя Летиции.
Тирлох поднял в удивлении брови и медленно сел. Его реакция не удивила Плезанс.
— Тебе сказали, чтобы ты отдала меня Летиции?
— Да. Она решила, что хочет выйти за тебя замуж. Мой отец разрешил ей самой выбрать себе жениха, и она заявила, что выбирает тебя. Поэтому мне пришлось от тебя отказаться — сделать вид, что ты меня больше не интересуешь.
Тирлох покачал головой: то, что она ему говорила, казалось ему полной бессмыслицей.
— И ты это сделала? Не понимаю.
Плезанс села, обхватив колени руками.
— Пора тебе узнать, на какой трусихе ты женился.
— Нет, малышка, после всех испытаний, которые ты с честью преодолела, я не могу назвать тебя трусихой.
— Я всегда была трусихой. Я безропотно выполняла все просьбы родителей. Мне очень хотелось им угодить. Когда они велели мне отступиться от тебя, я сначала возмутилась, но мой протест длился недолго. Мне просто не хватило смелости им перечить. Мне было легче отказаться от желанного мужчины, чем огорчить отца, мать или даже хитрую избалованную Летицию.
Тирлох усмехнулся и обнял жену.
— Значит, я уже тогда был для тебя желанным?
— Ты услышал только это, а все остальное пропустил мимо ушей?
— Нет, я слушал тебя очень внимательно. Твой поступок кажется мне несколько странным, но его можно понять. Ладно, забудем — все твои беды уже позади.
— Но я уязвила твое самолюбие только потому, что не смогла пойти наперекор воле родителей.
— Дело было не только в моем самолюбии, милая, иначе я бы так не разозлился. У меня самолюбия выше крыши, но надо сильно постараться, чтобы вывести меня из себя.
Плезанс напряглась, внимательно глядя на Тирлоха. Он впервые столь откровенно говорил о собственных мыслях и чувствах, и она не смела даже пошевелиться, боясь спугнуть этот долгожданный момент истины.
— Ты принял меня за капризную избалованную барышню, — сказала она.
— И был в корне не прав. Да, ты незаслуженно резко отвергла мои ухаживания, но я не должен был тебе мстить. Я очень обиделся на тебя, малышка. Обида застряла в сердце и требовала выхода.
— Прости меня, Тирлох. Я не хотела тебя обидеть.
— Это ты меня прости за то, как дурно я с тобой обошелся. Но я не собирался доводить дело до суда. Твой арест был для меня неожиданностью. Я просто пытался отомстить единственным известным мне способом.
Плезанс нежно поцеловала его в губы.
— В каком-то смысле ты сослужил мне хорошую службу — увез из семьи, и здесь, вдали от дома, я научилась быть сильной и самостоятельной. Вернувшись в Вустер, я перестала их бояться. К тому же, как я тебе говорила, я узнала о своем внебрачном происхождении, и это помогло мне по-другому взглянуть на наши отношения. Выходит, верно говорят: нет худа без добра.
Он обхватил ладонями ее лицо, поцеловал и уложил спиной на медвежью шкуру. Его руки соблазнительно медленно раздевали Плезанс, а губы встречали долгими поцелуями каждый кусочек открывшейся кожи. Им еще многое предстояло обсудить, но Тирлох больше не мог ждать — его распирало желание.
— О Господи, — прошептал он, сдернув с себя плед и впервые за много месяцев прижавшись к ее обнаженному телу, — как же мне этого не хватало, малышка!
Плезанс обвила его руками за шею и притянула к себе.
— Мне тоже, Шотландец.
Их страсть разгоралась с каждой секундой. Плезанс бурно отвечала на его ласки, дав полную свободу собственному желанию. Она пыталась сказать ему о своих чувствах с помощью тела, так как по-прежнему не осмеливалась выразить любовь словами. Испытав вместе с ним быстрый неистовый экстаз, она долго лежала, сжимая в объятиях его обмякшее тело, и говорила себе, что счастлива. Зачем мечтать о несбыточном? Надо довольствоваться тем, что имеешь.
— Знаешь, Плезанс, — прошептал он, — мне кажется, нам лучше быть чуточку скупее в своей страсти, иначе мы состаримся раньше времени.
Она засмеялась и похлопала его по руке, Он приподнялся на локтях и посмотрел ей в лицо.
— Ты прав, я совсем обессилела, — с улыбкой согласилась Плезанс.
— Ты редкая находка для мужчины, малышка. Это большая удача — отыскать такое сокровище. Нечасто встретишь в одном лице и хорошую жену, и любящую мать, и страстную любовницу. Ты способна подарить мне красивых сильных сыновей, при этом так изматываешь меня в постели, что я становлюсь слабым, как младенец.
— Спасибо. — Она знала, что пылает от смущения — об этом красноречиво говорила его веселая ухмылка. — Мне тоже сильно повезло. Хотя я иногда и жалуюсь, и называю тебя болваном, однако, уверена, судьба послала мне лучшего из мужей.
«Ну вот, опять я трушу!» — с досадой подумала Плезанс, но его поцелуй быстро отвлек ее от неприятных мыслей.
— Значит, мы с тобой поладим.
Тирлох понимал, что должен признаться ей в своих чувствах, однако сама она по-прежнему не говорила о любви, и это молчание разочаровывало. Он хотел знать, что она его любит.
Между ними возникло внезапное отчуждение, которое озадачило Плезанс, Она точно знала, что именно ее беспокоит, но не могла понять, что беспокоит Тирлоха. Несколько минут они лежали, обнявшись, почти машинально лаская друг друга. «Ну все, с меня хватит!» — наконец решила она.
— По-моему, нам давно пора объясниться друг с другом начистоту, — тихо произнесла она, ласково оттолкнув его и сев на ковре. — Надеюсь, этот разговор, каким бы трудным он ни был, пойдет на пользу нашим будущим отношениям. То, что сейчас произошло, не должно повториться.
Тирлох смотрел, как она надевает ночную рубашку.
— Что ты имеешь в виду?
Не может быть, чтобы она говорила об их любовной близости. Значит, ей не понравилось внезапная смена его настроения. Черт возьми, похоже, она видит его насквозь!
— Тебя что-то не устраивает?
— И ты еще спрашиваешь? Неужели ты не чувствуешь никакой перемены? Мы только что самозабвенно занимались любовью, а минуту спустя отдалились и принялись поглаживать друг друга, как комнатных собачонок.
— Комнатных собачонок?
Плезанс села очень прямо, сцепила руки в замок на коленях и заставила себя посмотреть ему в глаза:
— Я больше не желаю трусливо прятать свои чувства.
Тирлох подобрался.
— Звучит угрожающе.
— Не бойся, я не скажу ничего страшного, — ласково пообещала Плезанс. — Я люблю тебя.
Она напряглась всем телом, испугавшись собственного признания.
Тирлох не верил своим ушам. Она произнесла эти слова тихим сдавленным шепотом, как будто ждала,
