погибло огромное количество ополченцев, которых десант выбросили прямо в залив, а немцы с берега из пулеметов всех почти положили. Двое-трое ушли по воде в город. Братская могила как раз на нашей улице была, за нашим домом, мама там свечи ставила. А еще ближе к Заливу часовенка св. Николая, первая в России из железобетона. Мы снимали дачу на улице Портовой - ударение польское, на предпоследнем слоге. Мы там с Вами проезжали. Она главная в приморской части. На одном ее конце деревянный дворец Петра, на другом яхт-клуб. На берегу речки Стрелки, параллельной этой улице, мы снимали верандочку и крошечную комнату с почти провалившимся полом и маленькую мансарду, где мама жила, где тоже все было в состоянии крайней ветхости. Кухни не было, там жили десять кошек, подобранных хозяйками, и ужасный запах. Этот дом - самый ближний к Заливу, единственный сохранившийся после войны, когда-то большой и крепкий, там был немецкий штаб. Все остальные дома сгорели. Хозяйки - две старушки, из которых старшей девяносто лет. Ее муж был смотритель парка, он умер от горя, чуть ли не с собой покончил, когда при Хрущеве вырубили все деревья в парке. Для красоты. Во многих дворах между Стрелкой и Портовой растут еще посаженные при Петре дубы или их дети. У меня был такой любимый дуб, я все время под ним читала. Когда мы уехали ( и больше не вернулись), можете не верить, но друзья, которые забирали мои вещи оттуда, сказали, что листва вся стала черная и высохла. В том же дворе однажды рухнул древний вяз и чуть меня не убил, это было как предвестие бед, и мы с мамой это почувствовали тогда же. Грохот был громовый, вся Портовая сбежалась, все ахали.
Хозяйка рассказывала, что однажды мертвая голова всплыла против их дома из-под льдины. Приходили следователи. Но так и не узнали - чья она. В соседнем доме старик повесился. Все вот так там. А напротив жили тоже довольно зловещие цыгане. У цыган сумасшедшая старуха приставала к прохожим с вопросом “сколько времени”? Они ей отвечали. А она снова спрашивала. Сын у них на рассвете бегал по улице и выл, приплясывая. Двухлетний внук сидел в канаве и курил “Беломор”, которым его угощала его бабушка.
Вы, наверно, знаете, что Блок в последнее лето жизни ездил в Стрельну купаться. На реке Стрелке недалеко от Петровского дворца, но не видный от него, есть маленький, но завораживающий водопад, с него и начинается Стрелка. Когда мы там снимали дачу, ходили по поселку слухи о том, что в Константиновском дворце в подвалах, под террасой, отделанной ракушками, сатанисты убивают собак. А может, и еще кого. Находили изуродованные трупы собак в парке. В частности, цыганской собаки. Но они и сами однажды зарубили собаку топором. И вот сейчас у нас по нашей программе показывали дворец и говорили, что в подвалах собирались сатанисты, но их изгнали.
Да, дерево, которое меня чуть не задавило, было не вяз, а каштан.
Ну, может быть, пока хватит стрельнинских ужасов? Я не знаю, чего во мне больше - ужаса или любви к этому поселку. Все эти полулеса-полупарки, ряска, заброшенные яблоневые сады... Подземный ход из Орловского парка в Константиновский... А у залива среди осоки была такая песочная проплешина в конце дубовой аллеи, там всегда даже при солнечном свете в воздухе носились белые огоньки. Их и другие видели.
С любовью,
Лена.
В полукруглоголовой, наружу распахнутой створке косо вспыхнуло - включился! Что вдруг?! А это кто, черно-белый, квадратный, постриженный под горшок истукан? - раскорячив ноги и руки, карабкается по изрезанной ступенями улице в гору? Почему изображение не перескакивает, почему продолжается фильм, почему черно-белые наискось смутно бегут по юденшлюхтскому небу евреи, машут руками, полурастворенные в стекольном мельканье, в вертолетном ветре, в просвещенно-жилистой мгле... титры, “Ende”. А почему телевизор какой-то выгнутый гигантским парусом “Loewe”? - вчера еще, кажется, был “Stassfurt”, неужто же, пока я ночью ходил, мне его заменили?
5. ДЕДУШКА И СМЕРТЬ
Хорошо смотреть на всё сверху, из башни: почти все мимоидущие женщины, эти кентавры двуногие, кажутся сверху красавицами - пока не остановятся постоять. А мужчины, которые в шляпах - если на площади ветер - а здесь всегда на площади ветер - идут, будто безостановочно с кем-то здороваются. И разнообразие форм человеческих лысин видишь по-настоящему только отсюда - встречаются, как на бабочкиных крыльях, почти все буквы алфавита, преимущественно О, Н или Л, но и У я уже видел, и Щ! Кроме того, в итоге узнается окончание почти всех начал: что, например, сталось с белым зонтиком, выброшенным из серебристого “ауди” с мюнхенскими номерами и овальной наклейкой “PL” - через двое суток его поднял, когда на рассвете прогуливал свою растопыренную собачку, д-р Хайнц-Йорген Вондрачек, бессменно-бессонный бургомистр Юденшлюхта, да и унес, небрежно помахивая. Тремя часами позже, у бедра белый зонтик, промаршировала в архив на несгибаемых колоннах-ногах прекрасная Ирмгард (Die erste Kolonne marschiert... Die zweite Kolonne marschiert...), бургомистрова внучка, выпускница ярославского библиотечного техникума с прической, напоминающей горку холодных перепутанных макарон. Мы с нею подруги закадычнее некуда (хотя у нее кадыка нету, а мой опушён голубым косыночным газом) и перекидываемся (она устно, я письменно) с одной стремянки на другую через стеллажный проход о разных женских пустяшностях и городских чудесах. А иногда она мне переводит какую-нибудь ненужную выписку: Дорогие товарищи! поздравляет гаулейтер призывников из Рудных Гор с Рождеством Христовым тысяча девятьсот сорок первого года. Что немцу на пользу, то англичанину смерть. Поэтому для правящей в Англии международной финансовой клики Германия покоя, Германия порядка, Германия труда - это смертельный враг. В первую очередь Германию народного единства и социализма полагает эта клика угрозой своему положению безжалостных эксплуататоров половины земного шара, угрозой своему сытому и развратному будущему. В чем и заключается основная причина нападения на нашу юную Империю. Кто-то сказал однажды: “Англия победит во всех войнах, кроме последней”. Эта война - последняя! С товарищеским приветом и хайль Гитлер! Гаулейтер Иоахим барон фон Юденшлюхт. Другая архивариус, смугло-розовая, будто вечно обожженная (вокруг глаз и на запястьях - до обугленности) Марженка, прикреплена к цинциннатскому Голдстину - щупая ступеньки кроссовочным пуантом, сносит ему с чердака папки - обведенными желтоватым облаком стопками от лобка и до подбородка. Переводить же она отдыхает, потому что голдстиновский по матери дедушка был родом сам с этих мест и подучил голенастую Джули по-немецки и чешски. Тогда-еще- внучка прикатила из Гарварда на каникулы, наелась под елкой индейки, пупырчатой, как ракетка для настольного тенниса (не без циклопической канадской клюквы, понятно - приторно-сладкой и размером с коктейльные помидорчики), и благовоспитанно отпросилась из-за стола: забить в гараже косячок.. Под верстаком, куда ховала охнарик, обнаружила картонку с желтой бумагой - за два семестра из этой бумаги составилась книга “Джейкоб Кагански - еврей, убивавший евреев. Воспоминания еврейского полицейского из юденшлюхтского гетто” - высший балл по creative writing (курс лауреата Пулитцеровской премии Эсперанцы Кавалерист), магистерская и бакалавровая степень поМodern Jewisch history (курс проф. Бенджамина Джихада), годичный грант фонда поощрения еврейских исследований вдовы Годдес, сто шестьдесят девять тысяч проданных экземпляров в твердой обложке. Раз, когда Марженка случилась в отгуле (упал снег, поясной, надо было разгребать дорожки у замка и окалывать мостик и ступени крыльца, отцу-хаузмайстеру одному было не справиться), мы с Ирмгард, хихикая, как ненормальные, залезли к ней в стол и пролистали голдстиновское стипендионное дело (тут уже я переводила с имперского как могла): на тридцать девятой тысяче дедушка Джейкоб Кагански удавился у себя в гараже - по сообщению “Цинциннати Крисчен Монитор” от 5.4.1985, иудейским молитвенным ремешком, на двойной затяжной узел привязанным к передней оси синего “бьюика”. При университете почти-уже-не-Джули тем не менее не оставили - в интервью, данном по случаю выхода книги “Нью-Йорк Таймс бук ревью”, она обвинила гомосексуалистов и негров в эгоистическом замыкании внутри собственных общин (реакционное заблуждение, в которое давно уже впали евреи). Всякие границы должны быть стерты, заявляла она, всякий человек,вне зависимости от возраста, пола и расы, может - и должен! - стать гомосексуалистом и негром, а не только гомосексуалист или негр. И не при помощи пластической операции или хирургической перемены пола, а исключительно по внебиологическому праву на свободную волю. Тогда человечество перейдет на новый этап развития. Западный человек нашего нового времени будет
