систематическом, последовательном изложении и в историческом контексте (в заостренном противопоставлении марксизму), но и показывается и обосновывается их актуальность для XXI века и их влияние на социалистическую мысль последних полутора столетий.
Отмечу лишь самое главное в нескольких кратких словах. Человек, первым решившийся, эпатируя публику, сам назвать себя анархистом (и придавший этому слову не ругательный, а конструктивный смысл), яростный критик власти и собственности как двух сторон насилия над человеческой личностью, создатель основ либертарной социальной теории и инициатор появления массового общеевропейского анархического движения, враг централизации и бюрократии (превратившей, по его словам, всю землю в «бумажную планету», покрытую бесчеловечными декретами и бессмысленными инструкциями), мыслитель и пламенный публицист (не «кабинетный теоретик», как многие «радетели за народ», а сам – часть народа, находящийся в его гуще и зарабатывающий на жизнь каторжным трудом), стремившийся согласовать свободу и равенство, личность и общество, многообразие и единство через федерализм и перевернувший руссоистски–якобинскую пирамиду государственной власти вверх тормашками и распыляющий ее в низовом самоуправлении, человек, своей проповеднической и организаторской деятельностью давший импульс рабочим организациям и кооперативам, покрывшим Европу (и вскоре породившим Первый Интернационал и героическую Парижскую Коммуну), язвительный полемист и обличитель либералов с их болтливым лицемерием и двоемыслием (по метким словам Прудона, «пытавшихся подстричь когти у Власти, но так, чтобы и у Свободы подрезать крылья»), чуткий оппонент любой якобинской и социалистической казармы, нивелирующей личность и передающей ее права в руки отеческого Государства, ранний проповедник (задолго до Г. Д. Торо, Л. Н. Толстого, М. К. Ганди и M. Л. Кинга) тактики гражданского неповиновения власти (в публикуемой книге он рекомендует рабочим активный бойкот выборов и неучастие в партийно– парламентских играх), Пьер Жозеф Прудон – при всей своей невероятной противоречивости и непоследовательности – стал отцом либертарного социализма ХІХ–ХХІ веков, одним из величайших критиков индустриальной буржуазно–государственной цивилизации (разрывающей живые связи между людьми, уничтожающей общество, нравственность и личность и атомизирующей индивидов перед лицом экспансии беспощадного и ненасытного рынка, бездушною государственного деспотизма и выходящих из?под контроля технологий, превращающих человека в часть Мега–Машины). Он попытался поставить диагноз болезни и наметить иной, принципиально отличный, путь для человечества. О том, что этот путь не закрыт и до сих пор и не является химерическим порождением галльского парадоксалиста, говорит хотя бы необъятный круг его прямых или косвенных идейных преемников: Герцен и Бакунин (друзья, соратники, ученики и критики Прудона), русские народники (Н. К. Михайловский, прудонисты 1860–х годов, землевольцы, чайковцы) и американские анархо–индивидуалисты (Б. Таккер, Э. Гольдман, Дж. Уоррен и другие), испанские и итальянские федералисты и анархо–инсургенты (К. Писакане, Ф. Пи–и-Маргаль), парижские коммунары, французские революционные синдикалисты и анархо–синдикалисты (Ж. Сорель), русские кооператоры (М. И. Туган–Барановский), многие крупные социологи и мыслители XX века (Р. Арон, Ж. Гурвич, Д. Герен)… Целая лавина идей, течений, движений, социальных проектов и прорывов. Лавина, у истоков которой стоял этот человек – Пьер Жозеф Прудон.
И сегодня, высокомерно ругая Прудона за те или иные ошибки и непоследовательности, вроде переоценки кооперации или недооценки роли забастовок (с высоты двухвекового исторического опыта), посмеиваясь над его наивными попытками проповедовать анархизм в парламенте или создать Народный Банк (с даровым кредитом без процентов, основанном на взаимности) в недрах капиталистического общества, справедливо негодуя по поводу его пещерного патриархализма, недовольно поеживаясь от его пуританского суховатого морализма и мужицкого культа труда и бедности, подозрительно косясь на его догматическую убежденность в незыблемости Вечной Справедливости и на его самоуверенную претензию быть глашатаем абсолютных истин, сетуя на его оппортунизм, периодические апелляции к очередным «добрым царям» и безграничную просветительскую веру во всесилие рациональных аргументов, – не стоит забывать о том, каким богатством первозданно свежих и ярких мыслей мы – нынешние анархисты – обязаны этому неудобному, неповторимому, творчески конструктивному, упрямому и неугомонному человеку, настоящему отцу Анархии, которая, как всякая повзрослевшая дочь, теперь живет своей собственной взрослой и самостоятельной жизнью, порой поругивая предков и вступая с родителями в конфликты и препирательства, далеко уходя в неизвестность от стен отчего дома, в который все же время от времени возвращается, ибо это – ее дом.
Кандидат философских, наук, доцент Петр Владимирович Рябов
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
Рабочая демократія вступаетъ на политическое поприще.
ГЛАВА I.
Вечеръ 1–го іюня 1863 года.
Въ понед?льникъ, 1–го іюня 1863 года около десяти часовъ вечера во всемъ Париж? господствовало глухое волненіе, напоминавшее 26 іюля 1830 и 22 февраля 1848, и тотъ, кто въ эту минуту поддался бы уличнымъ впечатл?ніямъ, счелъ бы себя наканун? битвы. Вотъ уже три нед?ли, какъ Парижъ, возвратившись къ политической жизни, пробудился отъ своего оцеп?ненія, снова чувствуетъ въ себ? жизнь, снова одушевленъ революціоннымъ духомъ! – такого рода возгласы слышались со вс?хъ сторонъ. «О! восклицали люди, ставшіе во глав? движенія, въ этотъ часъ нельзя было узнать этотъ новый, монотонный городъ г. Гаусмана съ его прямолинейными бульварами, его гигантскими дворцами, съ его великол?пными, но пустынными набережными; его печальной Сеной, въ волнахъ которой теперь носились только камни да песокъ; съ его дебаркадерами, которые, зам?нивъ ворота стараго города, лишили его самобытности; съ его макъ–адамами, скверами, новыми театрами и казармами; его легіонами мятельщиковъ и его ужасною пылью; городъ, населенный англичанами, французами, н?мцами, батавами, американцами, русскими и арабами; космополитическій городъ, гд? туземецъ чувствуетъ себя чужимъ. Этотъ городъ сд?лался снова старымъ Парижемъ, т?нь котораго явилась при сіяніи зв?здъ и при кликахъ шопотомъ: «да здравствуетъ свобода!»
Не смотря на напыщенность, р?чь эта не лишена н?которой доли правды; но т?мъ не мен?е ночь прошла совершенно спокойно. Бол?е восемнадцати м?сяцевъ прошло съ т?хъ поръ. И въ настоящее время н?тъ никакаго основанія думать, чтобы раньше іюня 1869 года Парижъ подалъ хотя мал?йшій признакъ жизни. Посл? этой вспышки духъ великаго города снова упалъ.
Что же случилось? Какая старая новость заставила волноваться новыя А?ины? На кого сердилась столица Порядка?
Молодой и милый писатель, г. Ферри, написавшій исторію выборовъ 1863 года, взялся объяснить намъ, что, по его мн?нію,
Я вамъ скажу читатель, что такое Законная Оппозиція; я вамъ покажу, что она д?лаетъ; а пока съ васъ довольно знать, что подъ этимъ именемъ и съ помощью этой формулы стараются возстановить на м?ст? имперіи или февральскую республику, или монархію конституціонную, представительную и парламентскую, столь дорогую сердцамъ буржуазіи, почти въ томъ вид?, какъ она существовала съ 1814 до 1840 года. Вн? этого Законная Оппозиція не им?етъ политическаго смысла.
И такъ Парижъ, неусыпный стражъ свободы націи, возсталъ на зовъ своихъ ораторовъ и отв?чалъ самымъ сухимъ н?тъ на вс? заискиванья правительства. Независимые кандидаты получили р?шительное большинство. Демократическій списокъ прошелъ ц?ликомъ. Вс?мъ изв?стенъ результатъ выборовъ.
