Вася рассердился.
– Ты думаешь, что говоришь? – грозно сказал он. – Ну зачем Захаровой, Сичкарю или Копейкину прибор, который они знают как свои пять пальцев? Ведь они сами его конструировали, рассчитывали и паяли! Они с десяток таких же могут склепать на… собственной коленке, – повторил он слова Рязанцева. И вообще, с прибором надо побегать еще всего пару недель, пока из Роспатента не придет свидетельство о его регистрации. А потом… потом я предлагаю в Крым съездить, погреться. Винца местного, опять же, попить.
– Вася, – спросила Даша, – а ты уверен, что дело именно в приборе? Не окажется ли так, что прибор наш вовсе и ни при чем? Конечно, навигация, основанная на сигналах космических пульсаров, это круто, но почему охотятся именно за тобой? Ведь на Копейкина так ни разу никто и не нападал, хотя он носит с собой чертежи, а не прототип! С прототипом еще разбираться надо, а чертежи-то куда как удобнее.
Василий тут же перестал сердиться и задумался.
– Когда на меня напали позавчера, я хотел взять «языка», но – не получилось, – сказал он. – В следующий раз обязательно захвачу хоть одного.
Вася вернулся к работе. Даша взяла его за необъятные плечи и опять развернула к себе.
– Положи прибор в сейф! – решительно потребовала она.
– Нет, – ответил Василий.
По Дашиной щеке поползла одинокая прозрачная слеза. Вася сразу смягчился.
– Ну ладно тебе, ладно, – мягко сказал он, грубовато потрепав девушку по круглой щечке, – понимаешь, мне же очень интересно, кто и зачем на меня нападает! Я ученый, а ученым свойственно любопы…
– Любопытство сгубило кошку, – сказала Даша, шевельнув своими большими пухлыми губами.
Вася хотел было что-то возразить, но тут компьютер наконец-то нарисовал на экране пологую кривую, и несколько минут Вася внимательно изучал изгибы графика.
– Вася, ну послушайся меня! – воскликнула девушка.
– А ты послушайся меня, – сказал в ответ Вася. – Давно пора, в частности, сказать правду твоему папе. Но ты же этого не делаешь.
– Нет, – опустила голову Даша. – Я не могу, не могу! У него может сердце не выдержать.
Она снова прошлась по отделу, потратив еще пять калорий. К счастью, облачка, похожие на банан, уже улетели.
В садик юная Даша пошла в три года… Скромная, застенчивая девочка была старательной, но в школе особых успехов не добилась. Ее мать, бывшая пловчиха, чемпионка сначала СССР, потом России, родила единственную дочку в сорок лет с большим трудом, довольно-таки быстро поняла, что спортивной звезды из ребенка не получится, посему утратила к девочке интерес. В третьем классе к проблемам Даши добавился лишний вес. Зато в четвертом у юной школьницы появился источник популярности – она могла попасть жеваной бумажкой, камешком или мячиком в самую маленькую цель, до которой только могла добросить предмет. Из-за этого все начали прочить ей блестящую карьеру в баскетболе, но Дарья бегала еле-еле, не могла отобрать ни у кого мячик, в общем, со спортивной карьерой у нее так и не сложилось.
– Скажи, Маша, я красивая? – спрашивала она у подруги.
– Да не особо, если честно, – отвечала Маша. – Бока торчат, ноги как тумбочки, и волосы какие-то кудрявые, как копна.
Даша принялась срочно худеть, но организм так отчаянно и настойчиво требовал еды, что девушка то и дело срывалась. Особенно сложные отношения сложились у нее с бананами – никакие ухищрения, никакие заклинания, никакая сила воли не могли удержать Дарью при виде этих фруктов.
– Закодируйся, – сказала Маша. – Ты же как наркоман!
Правда выяснилась намного позже и стала для Дарьи большим потрясением. Когда девушке исполнилось двадцать два, ее мать призналась, заливаясь слезами, что настоящий отец Даши – камерунский бегун на длинные дистанции, с которым у нее был короткий роман на одной из спартакиад.
– Он тоже страстно любил бананы, – всхлипывала мама. – Мог их килограммами есть.
Челюсть у девушки при этих словах отвисла, чуть не придавив колени.
– А как же папа? Он же не знает, – наконец хрипло выдавила из себя Даша.
– Не знает, – кивнула мать, вытирая нос, – и ты ему не говори, ладно? Он же думает, что ты его родная дочка.
– Ладно, – ответила Дарья, помедлив. – Ладно, не скажу.
Но Вася, борец за правду, считал, что отцу обязательно нужно открыть истину.
В коридоре прошаркали чьи-то шаги. Василий бросил бумажку от конфеты в мусорную корзину, не попал, встал со стула, поднял ее с пола и положил в мусорник.
– Это очень важно, – повторил астроном, снова возвращаясь к теме их разговора. – Ведь забрать у меня прибор ничего не стоит. Один выстрел – и все, меня нет. Один бросок ножа. Да что там! Достаточно газового баллончика с нервно-паралитическим газом. Но они все три раза пытались бороться со мной голыми руками, словно моя голова представляет собой такую ценность, что с нее не должен упасть ни один волос. Тебе это не кажется странным?
Даша задумалась.
– К тому же, как ты правильно сказала, непонятно, почему ни разу никто не сделал попытки отобрать чертежи у Копейкина.
– Может, о Копейкине они не знают? – предположила Даша.
– Может быть, – сказал Василий, – а может, им нужен именно я. Они прознали о невиданной силе моего интеллекта и теперь…
– Думаю, дело в другом, – не согласилась девушка, – хотя интеллект у тебя и правда могучий.
– Ладно, пойдем домой, – сказал Вася, отставил в сторону чашку и потер покрасневшие глаза, – утро вечера мудренее. Только вот в туалет схожу, и двинем. Но на такси не поедем. Ты в курсе, сколько они в Москве стоят и как долго мы будем ехать через пробки? Нет-нет, только метро, а потом маршрутка. Ну, или от метро пешком пройдемся. Тем, кто сидит на диете, опять же, это полезно. А завтра вечером поедем к твоему папе, о’кей?
Он встал и с удовольствием, до хруста, потянулся.
Ева разглядывала свои ногти. Она недавно оправилась от ранений, полученных в ходе спецоперации, проводившейся в одной из кавказских пещер, и на приключения ее пока не тянуло.
– Ты у нас уже была и буфетчицей, и биологом, – повторил Рязанцев. – А теперь побудешь астрономом.
– Меня засылать в институт нельзя, – вздохнула молодая жена полковника. – Вася всем разболтает, что я из ФСБ. Я чувствую, что он не умеет держать язык за зубами. Каждому из своих сотрудников Василий сообщит, что я работаю на службу безопасности. По огромному секрету.
– А мы сделаем так, что Юдин не поймет, что это ты, – сказал полковник, – наденем на твою голову длинный кудрявый парик, в глаза вставим зеленые контактные линзы, а за щеки – специальные подушечки для изменения формы скул. Муж родной не признает!
– И что я там буду делать? – спросила Ершова, поняв, что отвертеться ей не удастся. – Следить, чтобы никто не украл рюкзачок с прибором в то время, когда Вася пойдет в буфет перекусывать?
– Нет, – покачал головой Владимир Евгеньевич, – защита рюкзачка и Васи не входит в твои задачи. Просто изучи окружение Юдина. Может оказаться, что он не замечает чего-то очевидного. Так иногда бывает с талантливыми людьми, тем более такими, как Василий. Физическая сила, добрый нрав и доверчивость приводят к тому, что ему чужда всяческая осторожность. Заметь, Юдин продолжает ходить по улицам ночью как ни в чем не бывало, несмотря на то что его уже дважды атаковали. Он – оптимист. А ведь наверняка враг у него под самым боком.
– Мне непонятно, – сказала коротко остриженная, смуглая Ева, которой вскоре предстояло перевоплотиться в длинноволосую зеленоглазку, – почему люди, нападающие на него, действуют так глупо? Ведь понятно же было после первого случая, что Вася – парень не промах. У него кулаки больше моей головы. Чистый Илья Муромец! Почему на него и во второй раз бросились с голыми руками? Может, их все- таки сам Василий интересует, а не устройство?
– Устройство имеет очень большую ценность, – покачал головой Рязанцев, – мне звонили из президиума
