«Грендели» подписали контракт с лос-анджелесской звукозаписывающей компанией «Тореадор рекордс», и я до сих пор помню презентацию их первого альбома в 1980 году, «Здесь могут водиться драконы». Этой фразой на средневековых картах обозначали границы известного мира, за которыми путешественника могло ждать все что угодно. Вот и обложку альбома украшало изображение карты мира на древнем пергаменте. А под ней? Музыка олимпийских богов.
Помимо гитары и синтезатора они широко использовали мандолину, клавесин, церковный орган, свирели, лютню, арфу… потрясающее разнообразие. Их музыка навевала мысли о Темных веках, григорианских песнопениях. Предтечи готического рока, они или опередили свое время, или опоздали на десяток веков. Хотя тысячу лет тому назад за такую музыку их сочли бы колдунами и сожгли на костре. Но, так уж вышло, они сгорели и в наши дни.
Второй их альбом, «Сочувствие к чудовищу», появился в 1981 году. В нем рассказывалась история Беовульфа с позиции Гренделя. Потом они выдали «Одиссею», историю Лейфа Эрикссона. И, наконец, в 1983 году разродились своим самым честолюбивым проектом, альбомом «Кара». В нем они рассказали историю Влада, кровожадность которого положила начало легенде о Дракуле. С этим альбомом они пронеслись туром по всей Америке. У меня хранится вырезка из «Роллинг стоун», я ламинировала этот листок пластиком, с рецензией на стартовый концерт турне, который состоялся в «Мэдисон сквер гарден» 17 июня 1983 года.
Они гастролировали еще несколько недель, каждое выступление проходило с аншлагом. Наверное, это действительно было потрясающее шоу, и я продала бы тело и душу, чтобы увидеть его. Но «Грендель» и так помогла мне пройти сквозь чистилище для молодежи, которое зовется средней школой. Я и тогда была клише, даже мой нонконформизм не отличался оригинальностью. Щупленькая, с маленькой грудью, я скрывала чувства под маской бесстрастности, исписывала блокноты стихами, безликими, как ноябрьский дождь, и перекладывала их на музыку, носила только черное и не ходила на свидания, читала книги и слушала музыку, которую никто не понимал.
И группа «Грендель» помогла мне пережить этот кошмар, когда утешения могла найти лишь в воображаемом мире. Во всяком случае, до последнего года в средней школе.
А потом случилась трагедия. Судя по всему, во время турне у «Гренделей» и «Тореадора» возникли серьезные разногласия из-за роялти. Конфликт перешел в открытую стадию. Звукозаписывающая компания определила, что в один вечер они должны выступать в Сиэтле, а двумя днями позже — в Денвере. 1300 миль на автобусе плюс разборка и установка декораций. Времени на проверку акустического оборудования не оставалось. Для группы, которая гордилась безупречностью звукового исполнения, это было неприемлемо. Они попросили звукозаписывающую компанию арендовать самолет. «Тореадор» отказалась. Чтобы преподать музыкантам урок, показать, кто диктует правила.
Музыканты арендовали самолет на собственные деньги. Но над Скалистыми горами неожиданно попали в грозовой фронт. И той же ночью «Грендели» присоединились к Бадди Холли, Ричи Валенсу, Лайнирду Скайнирду, Рэнди Роудсу и Стиви Рею Воэну. Произошло это 25 августа 1983 года.
25 августа — в этот самый день мы и отправились в горы. Самый черный день календаря, когда я скорбела о моих музыкальных спасителях.
Я опустилась на колени, положила ладонь на чахлую траву. Может, они
Поднялась, пошла назад, по просеке, «прорубленной» самолетом, под ветвями деревьев, которые выросли за прошедшие годы. Дуг уже остановил звукозаписывающее оборудование и по второму разу проверял соединения кабелей.
— Если все получится, как ты объяснишь появление пленки? — спросила я.
Он улыбнулся, Ретт Батлер моего времени.
— Я сделаю мастер-диск и добавлю при микшировании шум зрителей. Усилю аплодисменты после песен, ты же знаешь, как это делается. Записанный вживую концерт группы «Грендель». Никто и не спросит, где и когда сделана запись.
«Я спрошу, — подумала я. — И все, кто их любил».
Поначалу, несколько недель тому назад, затея эта выглядела шизофреническим бредом. Дуг услышал эту историю от приятеля, который частенько бывал в одном ресторанчике (там пекли лучшие в мире рогалики с корицей) на западной окраине Форт Коллинз, где дорога № 14 уходила в горы. Там бывал ветеран вьетнамской войны, который не сумел вписаться в мирную жизнь, через десять лет после возвращения решил, что его судьба — горы, и вернулся в Форт Коллинз годы спустя, принеся байку о призраках.
В конце августа, заявлял он, каждый год земля дрожала и деревья трясло. Горы оживали от музыки. «Грендели» поднимались из земли, чтобы дать свой последний концерт.
Возможно, причиной тому был посттравматический синдром. Но ни Дуг, ни я не простили бы себе, если б упустили такую возможность.
В тягостном ожидании мы перебросились разве что несколькими словами. Поели сухофруктов. Другая пара, чтобы скоротать время, могла разоблачиться и заняться любовью. Не мы. Мы совокуплялись только в душных спальнях на грязных простынях, окутанные миазмами дыма и страхом перед будущим. В горах нас не тянуло друг к другу.
День умирал, уступая место вечеру. Солнце скользнуло за западные пики, снежные шапки порозовели. Но небо потемнело, снег вновь стал белым, разве что лунный свет придал белизне мертвенный оттенок.
Даже если бы «Грендели» не появились, эта ночь оставила бы незабываемые ощущения.
Но когда они появились, а я знала, чувствовала, что они появятся, ночь эту я бы уже не променяла на все сокровища мира.
Дуг и я сидели, привалившись спинами к большому валуну, когда возник звук, низкий и едва слышный, словно подкрадывающийся к нам. Если он и обманул мои уши, то ненадолго. Ни ветер, ни уникальная горная акустика сотворить такого не могли.
Звуки вырывались из земли и скал, накладывались, переплетались. Я узнала мелодию из альбома «Здесь могут водиться драконы»… Синтезаторы, голоса, сначала только солистов, потом десятки, сотни других. Реквием, посвященный уходу королей.
Мелодия набирала силу, захватывала обрывы и пики, заполняла амфитеатр. Мощная, динамичная, неземная. Я уже плакала от счастья.
Посмотрела на Дуга. Его глаза широко раскрылись, челюсть отвисла. Но руки знали свое дело. Поворачивали тумблеры, нажимали кнопки, сдвигали рычажки. Звук всасывался на магнитофонную ленту, приводимую в движение аккумуляторами. Микрофоны нацелились на амфитеатр. Один раз он хлопнул рукой по наушникам, и я могла сказать, что такого слышать ему не доводилось.
Мне удались несколько шагов, потом я упала на колени. О галлюцинациях речи не было. Я слышала музыку, настоящую музыку.
Передо мной словно ожил фотоснимок из «Роллинг стоун», напечатанный вместе с рецензией. Я запомнила каждый проводок, каждый элемент сценического оборудования, большой и малый. Амфитеатр и окружающие склоны превратились в сцену. Я узнала все, что видела на фотоснимке.
На сцене возвели руины деревни. Обрушившиеся каменное стены, горящие соломенные крыши, подожженные факелами воинов армии Влада. Силуэты лошадей и всадников на заднике. А по обе стороны сцены — ряды колов, на которых Влад насаживал своих противников. И пока играла музыка, на огромном экране орды облаченных в шкуры варваров неторопливо занимались привычным делом… хладнокровно вгоняли в зад пленникам колья, а потом устанавливали их, как флагштоки. И тела трепыхались, брызжа сценической кровью. Выглядело все очень реально, совсем как сейчас.
Я оставила Дуга, бросилась к амфитеатру, сцене, созданной самой природой. Величественная музыка рвалась к небу, музыканты Не замечали моего присутствия: Теренс Доббинс, Паганини двадцатого столетия, сменивший скрипку на гитару, Дилан Прайс, бас-гитара и ведущий вокалист, Йен Смит-Тейлор, волшебник- клавишник, Джон Уэйкфилд, фантастический ударник.
Цвета пульсировали, переходя один в другой, вибрируя, угасая и возникая вновь. Подсвеченный
