храбрыми воинами, то большими трусами, которых гонят в битву плетьми. Но совершенно ясно, какое из этих мнений должно взять перевес. В экспедицию на Грецию персидский царь послал, несомненно, лучшие свои войска, и разговоры о трусости персов возникли лишь из необходимости объяснить, как могло небольшое греческое войско победить во много раз большее количественно войско персов. Фактически под Марафоном ополчение граждан маленькой республики разбило отборное регулярное войско могущественного деспота. Для легенды это очень сложное явление; «понятие о качестве для масс слишком тонко, они превращают его в понятие о количестве», — думает г. Дельбрюк с тем истинно гегельянско-марксистским уклоном, который заставил бы его задрожать от ужаса. Таким образом, история далеко превосходит легенду, согласно которой горсть храбрых греков обратила в бегство необозримые массы трусливых персов.
Персидский царь Дарий не примирился с поражением и снарядил теперь для покорения Греции большое войско, которое повел в Грецию после его смерти сын его Ксеркс в 480 г. Войско было слишком велико, чтобы можно было переправить его на кораблях, и так как предполагалось покорить всю Грецию, то также и по этой причине персы решили идти сушей, чтобы на своем пути принудить к признанию персидского владычества все независимые племена. Войско сопровождал большой флот, чтобы облегчить его снабжение и поразить греков на море.
Тяжеловооруженный персидский всадник
Относительно этой второй персидской войны, происходившей при несравненно более сложных условиях, мы осведомлены гораздо менее, чем относительно первой, и искажения легендарного характера не поддаются такому легкому исправлению. Решительная битва у Саламина была морской битвой; здесь отсутствует местность, которая так помогла при Марафоне установить ход событий. После своего поражения у Саламина Ксеркс покинул с флотом театр войны, оставив, однако, свое сухопутное войско под предводительством полководца Мардония на греческой территории. Через год после этого оно было разбито под Платеей греческим войском под командой спартанского царя Павзания; поскольку позволяют судить недостоверные и часто противоречивые сообщения, оно было разбито таким же способом, как и под Марафоном.
Из этого второго персидского похода могут быть сделаны лишь два вывода: сказания о бесчисленных массах персов относятся, собственно, к войску Ксеркса. Геродотовские 4 миллиона (из которых 2 миллиона бойцов) следует, конечно, отбросить, хотя один французский исследователь новейшего времени, которому нельзя отказать ни в знаниях, ни в проницательности, соглашается уменьшить массу персидского войска в 1 700 000 лишь на одну или две сотни тысяч. Другие исследователи древности согласны на большие уступки, но все же и они допускают существование стольких сотен тысяч, сколько миллионов насчитывает Геродот. Г-н Дельбрюк и здесь подходит к делу решительно: он оценивает общую массу персидского войска в 60 000—80 000 чел., из которых лишь 25 000 являлись настоящими бойцами.
Возможно, что он заходит здесь несколько далеко; по его собственному мнению, кое-что в этих цифрах может еще нуждаться в исправлении в том смысле, что они могут быть слишком низки. Во всяком случае, вместо геродотовских миллионов вопрос идет о лишнем десятке тысяч. В основном пункте — в методическом принципе исследования — Дельбрюк, несомненно, прав. Если численность войска, указанная Геродотом, кажется чистой фантазией, совершенно немыслимой в действительности, то такой же чисто фантастической забавой, лишенной всякого научного значения, было бы уменьшение этих чисел до тех пор, пока они не покажутся возможными и допустимыми. Единственно правильным методом является — определить на почве критики фактов, какой численности могло достигать персидское войско в действительности.
По Геродоту, греки имели под Платеей 110 000 чел., из них бойцов около 38 000. Эти цифры уже потому неправдоподобны, что такая армия представляла совершенно непреодолимые для того времени трудности снабжения; такую массу греки не могли прокормить продолжительное время в одной и той же местности. Кроме того, они послали флот с 20 000 гоплитов, чтобы принудить Ионические острова к отпадению от персидского владычества; они не могли держать для сухопутной войны и 40 000 гоплитов. При тогдашних экономических ресурсах греческих государств они могли выставить у Платеи от 15 000 до 20 000 гоплитов и такое же число легковооруженных бойцов. Из того, что греки не решались на битву в открытом поле, следовало, что у Мардония был перевес; но разница ни в коем случае не была очень велика, так как персидскому полководцу никогда не удавалось тем или иным маневром вытеснить греков из их оборонительной позиции у Киферона. Самое большее, что персы могли иметь под Платеей, — это 25 000 тяжеловооруженных бойцов; сообразно этому Дельбрюк и определяет сухопутное войско, приведенное Ксерксом в Грецию. Потери, которые оно понесло до Платейской битвы, он компенсирует отрядами, выставленными подчиненными греческими племенами и морскими солдатами, оставленными Ксерксом при его возвращении в Персию.
Между 25 000 и 2 000 000 или же, если считать всю массу войска, между 70 000 и 4 000 000 действительно огромная разница, и невольно возникает вопрос, как могла она образоваться даже и в легенде. Г-н Дельбрюк отвечает на это, что в военной истории снова и снова можно увидеть, как трудно даже для опытного глаза правильно оценивать большие человеческие массы. Мольтке рассказывает в своей истории русско-турецкой войны 1828–1829 гг., что после перехода Дибича через Балканы один турецкий офицер, посланный на разведку, вернулся с донесением, что легче сосчитать листья в лесу, чем головы во вражеском войске, хотя у Дибича было лишь 25 000 чел. Если принять во внимание, что 70 000 чел. Ксеркса продвигались с большим количеством лошадей при плохой походной дисциплине по узким, неровным дорогам, перерезанным возвышенностями, реками и другими естественными препятствиями, то ясно, что они образовывали колонну, по меньшей мере, на 10 миль в глубину; у жителей, которые в течение целых дней видели все новые и новые войска, исчезло всякое представление о цифрах, и фантазия их получила полную свободу.
«Бессмертные» персидского войска
Второй вывод, на котором мы задержимся еще одну минуту, касается боя при Фермопилах, слава которого стала такой же баснословной, как и слава Марафонской битвы. Запирать горные проходы перед подавляющей наступающей силой всегда ошибочно: через каждый горный хребет ведет всегда много дорог; все их занять очень трудно, а все защитить невозможно, — и без предателя Эфиальта персы нашли бы себе дорогу в обход Фермопил. Если хотят использовать горный хребет как прикрытие, то теория тактики требует, чтобы главные силы были расположены против дорог, ведущих через хребет, с тем чтобы разбивать наголову отдельные отряды врага, которые будут постепенно продвигаться вперед. Кажется, что здесь греки сделали, таким образом, большую ошибку.
В действительности дело обстояло иначе. Было совершенно невозможно, чтобы греки могли использовать Эту как прикрытие в только что указанном истинном значении этого слова; они не могли объединить здесь все свои силы и дать наступательное сражение. От гражданского ополчения нескольких мелких республик нельзя было ожидать, чтобы оно отослало так далеко от родины свои объединенные войска, поставив их под опасность большой битвы; к тому же большая часть греков, а именно афиняне, были намерены искать решительного столкновения на море, где оно и произошло.
Однако, прежде чем греки выиграли битву у Саламина, была отдана персам не только вся средняя Греция, но пришлось даже очистить и самый город Афины. Если бы страна была отдана врагу без малейшего сопротивления, это оказало бы крайне деморализующее действие. Поэтому и было произведено занятие Фермопильского ущелья, а одновременно с этим нападение греческого флота на персидский у мыса Артемизиона. В случае победы флота открывалась возможность, что Ксеркс откажется и от нападения со стороны суши. Однако под Артемизионом оба флота сражались в течение нескольких дней без решительного результата, и в конце концов греческий флот отступил; он ожидал крупного подкрепления и хотел исправить понесенные повреждения в родных гаванях, что для персидского флота было гораздо затруднительнее.
Вместе с тем исчезла всякая рациональная цель занятия Фермопильского ущелья. Маленькому войску, под командой спартанского царя Леонида, оставалось или погибнуть, или возвратиться обратно. «Критики говорят, что Леонид должен был отступить, — во всяком случае, критики отступили бы». Таково остроумное выражение Генриха Лео. Леонид хотя и приказал своему небольшому войску отступить при
