приятели, которые еще верят ему, и нечего показывать, что ты стал его ненавидеть сильнее прежнего.

Что ж, могу только поклясться, что сделал все, что мог, чтобы выполнить этот здравый совет, но нужно быть Раффлсом, чтобы уметь контролировать каждый свой взгляд. Это никогда не было моей сильной стороной, как вы знаете, и все же я до сего дня не могу понять, что я такого сделал, что вызвало подозрения коварного капрала. Он был достаточно умен, чтобы не выдать себя и, как вы узнаете дальше, отплатить нам той же монетой.

III

После того как мы появились в Южной Африке, пал Блумфонтейн, но у буров из Оранжевого Свободного государства было еще много сил, и, не стану отрицать, именно они-то и показали нам, чего ради мы сюда прибыли. На нашу долю выпали постоянные стычки, а время от времени и настоящие сражения, известные вам по крайней мере по названиям. Я мог бы их перечислить, но не буду, и, думаю, не стоит этого делать. В мою задачу, к счастью, не входит описание войны, как я ее видел, я рассказываю только о том, что случилось с нами двумя и теми, о ком я упоминал. Капрал Коннал, как вы уже убедились, был опасным бандитом. Капитан Беллингем больше известен как показавший довольно средние результаты в крикете год или два назад, а затем потерпевший полную неудачу в попытках занять хоть какое-нибудь место в одном из пяти международных матчей по крикету. Я же вспоминаю его только как офицера, узнавшего Раффлса.

Однажды мы заняли деревушку, прославив при этом и ее и себя. В деревне к нам подошло подкрепление из свежей бригады имперских войск. Это был день отдыха, первый за много недель, но мы с Раффлсом большую часть этого дня провели в поисках достойного способа утолить жажду, которая обычно мучила воинов, да и всех других, оставивших дома погребки с добрым вином ради этих вельдов. Старая сноровка вернулась к нам обоим, хотя, мне кажется, в тот момент только я отдавал себе в этом отчет. И вот, пополнив свои запасы, мы как раз выходили из одного дома, когда чуть не попали в объятия пехотного офицера, который со злостью смотрел на нас сквозь поблескивающие на солнце стекла очков на красном от жары лице.

— Питер Беллингем! — тихо ахнул Раффлс, а затем мы отдали честь и попытались пройти мимо, но бутылки звякали под формой почти как церковные колокола. С капитаном Беллингемом шутки были плохи.

— Что вы здесь делаете? — не торопясь, спокойно спросил он.

— Ничего, сэр.

— Мародерство запрещено, разве вы не знали? Покажите-ка мне ваши бутылки.

— Мы пропали, — прошептал Раффлс, и мы тут же ретировались на крыльцо, на которое выбрались в такой неподходящий момент.

Наконец офицер почтительно пробормотал названия вин на этикетках.

— Первые благословенные капли в этом светопреставлении. — Он взглянул на нас. — Вы в каком полку?

Я ответил.

— Мне нужны ваши фамилии.

Со страху я назвался своим настоящим именем. Раффлс отвернулся, как будто с горечью сожалея о потере наших трофеев. Я увидел, что офицер с какой-то тревогой изучает профиль Раффлса.

— А твое имя? — наконец рявкнул он.

Но его осипший, изменившийся голос ясно говорил, что он его уже узнал, и Раффлс повернулся к нему, только чтобы подтвердить его догадку. Я не считал, сколько времени они молчали, но в конце концов капитан Беллингем заговорил:

— Я думал, ты умер.

— Теперь видишь, я жив.

— Опять за старое?

— Ничего подобного! — возмутился Раффлс, и я редко слышал, чтобы он так возмущался. — Да, — продолжал он, — это мародерство, и виновный будет наказан. Ты так думаешь, Питер… простите… сэр. Но это же не во время боевых действий! Мы так же, как и ты, выполняем свой долг, старина… сэр.

Множественное число в предложении заставило капитана презрительно глянуть в мою сторону.

— Это тот тип, которого взяли, когда ты уплыл? — спросил он.

Раффлс подтвердил, что это так, и при этом дал клятву, что как волонтеры мы абсолютно честны. Он говорил это с такой страстью, что ему нельзя было не поверить.

Офицер вновь посмотрел на бутылки.

— Да, вино, — сказал он, взгляд его при этом смягчился. — У меня в палатке тоже кое-что есть, — вздохнул он. — Это тут, рядом!

Ни слова от Раффлса, и ни одного, можете не сомневаться, от меня. Потом вдруг Беллингем показал, где находится его палатка, и, добавив, что наше дело требует серьезного размышления, направился в ту сторону, не говоря ни слова. Когда нас разделяло несколько шагов, он вдруг бросил через плечо:

— А это можете прихватить с собой, и я бы посоветовал вам нести их тем же способом, что и раньше.

По пути какой-то военный отдал ему честь и зло посмотрел на нас, когда мы с нашими трофеями прошли вслед за капитаном. Это был наш капрал Коннал, и это воспоминание только отвлекает меня от безусловно галантного капитана, который только что с подкреплением прибыл в нашу дивизию. Я терпеть не мог капрала. В палатке капитан добавил к нашему виски содовую, а когда мы уходили, нагрузил нас спиртным, оставив себе лишь пару бутылок. Успокоившись под воздействием алкоголя, а длительное воздержание позволило нам всем особенно оценить сей факт, наш офицер вскоре был абсолютно убежден, что на этот раз мы выполняем свой долг самым честным образом, и следующие минут пятьдесят того часа, что мы провели с ним, они с Раффлсом взахлеб говорили о крикете. При расставании они пожали друг другу руки, однако мне этот сноб не сказал ни слова.

Ну а теперь о негодяе, который все еще был у нас капралом; оставалось недолго до того, как желание Раффлса исполнилось и он «разбил калитку» этого проходимца. Мы продолжили наше наступление, вернее, ту часть передвижения огромных сил, которая приходилась на нашу долю, и опять попали под жестокий обстрел, где Коннала ранили в руку. Рана была во многих отношениях странной, никто не видел, как это случилось. И хотя повреждены были мышцы, вытекло очень много крови, может быть, поэтому хирург не сразу обнаружил те признаки, по которым позже он мог уверенно заявить, что это был самострел. Ранена была правая рука, и, пока она не зажила, на линии огня капралу делать было нечего; случай был недостаточно серьезным, чтобы добиваться места в переполненном полевом госпитале, и Коннал сам предложил свои услуги в качестве сторожа лошадей, которых мы от греха подальше держали в ущелье. Вот как мы их туда переправляли. В то утро по гелиографу нам приказали выступить в подкрепление, и, достигнув места, мы обнаружили, что противник находится в самой непосредственной близости. Люди могли укрыться в траншеях, а для лошадей не было ничего ближе этого длинного и узкого ущелья, которое шло от нашей линии обороны до линии буров. Так что некоторым из нас пришлось перегонять туда лошадей, по шесть за раз, под свист пуль и вой шрапнели. Я хорошо помню, как совсем рядом со мной одним снарядом накрыло всадника со всеми его лошадьми, помню все это месиво посреди вельда из обрывков сбруи, кусков конского мяса и обагренных кровью лоскутов хаки. Маленький красный флажок, нелепо напоминавший флажки для разметки лужайки в крикете, указывал на единственный покатый вход в ущелье, все остальные склоны которого были обрывисты, и мне, слава Богу, удалось добраться до него живым.

В тот же самый вечер Коннал с несколькими легкоранеными, приданными ему в помощь, приступил к обязанностям, на которые добровольно напросился и которые так великолепно подходили ему благодаря его знанию лошадей и опыту жизни в стране. Тем не менее в первую же ночь он умудрился потерять трех или четырех прекрасных лошадей, а во вторую только я забылся тяжелым сном в траншее, откуда мы целый день вели огонь, как Раффлс растолкал меня и прошептал:

— Я нашел это место, Кролик, мы должны его поймать, пока не настало утро.

— Коннала?

Раффлс кивнул.

— Ты знаешь, что случилось с некоторыми из его лошадей вчера ночью? Он их сам отпустил.

— Не может быть.

— Я в этом уверен, — сказан Раффлс. — Я даже могу тебе рассказать, как это случилось. Коннал

Вы читаете В руках Божьих
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату