Ранним утром следующего дня машина помощника начальника разведки покинула фронтовую зону.
Чуть раньше аналогичный разговор произошел в разведотделе штаба Северо-Западного фронта. Разведотдел тогда не имел еще более или менее постоянной «прописки» и кочевал вблизи отступавших войск.
— Да. Мы отходим. И, очевидно, будем отходить еще какое-то время, — говорил своим сотрудникам начальник разведки Кузьма Николаевич Деревянко. — Но именно сейчас мы должны ежедневно плести разведывательную сеть в ближайшем тылу врага. Ячею за ячеей. В первую очередь они должны появиться у железнодорожных путей в направлении на Москву и Ленинград.
— На подготовку разведчиков в школе потребуется минимум два-три месяца, — заметил майор Злочевский.
— Согласен. А пока нужно как можно больше забрасывать наших людей под видом беженцев, формировать разведывательно-диверсионные группы из военнослужащих, побывавших в боях, вышедших с оружием из окружения. Следует подумать о посылке за линию фронта особой партизанской бригады с задачей — разведка, разведка и еще раз разведка…
В тот же вечер Злочевский, старшие лейтенанты Белаш, Герман и другие командиры разведотдела направились к железнодорожным узлам Дно, Новосокольники, в города Верхневолжья.
СКВОЗЬ ОГОНЬ, ВОДЫ, МЕДНЫЕ ТРУБЫ
В Андреаполе готовились к эвакуации. Райком партии комплектовал партизанские отряды, подбирал людей для работы в подполье. Просьба представителя армейской разведки не удивила секретаря райкома Борисова.
— Добровольцы будут, — уверенно сказал он. — Подберем надежных товарищей. Малость подучите их своим премудростям и смело посылайте во вражеский тыл.
— К сожалению, на эту малость в данный момент времени не отведено. В разведшколу пойдут другие, а ваши…
— Сразу в дело? — перебил Борисов.
— Да. Пока линия фронта не стабилизировалась, войска могут многое получать от челночных операций разведчиков. Название сие условное. Понимаете? — капитан начертил на листке бумаги изломанную линию: — По принципу туда-сюда, сегодня в тылу противника, завтра-послезавтра, через неделю — у своих. И опять в стан врага.
— Значит, случай и удача решают почти все? — спросил секретарь райкома.
— Не совсем. Во-первых, надо уметь верить в удачу. А это не каждому дано. Во-вторых, надо уметь ловить случай. И это не всякий может. Затеряться же в толпе, остаться незамеченным в населенном пункте пока не так трудно. Тысячи людей сейчас стронуты с насиженных мост, снуют вблизи линии фронта.
Разговор с комсомольским активом состоялся на другой день. Был он коротким. Борисов в нескольких словах обрисовал обстановку на фронте. Капитан — опасность, которой подвергается человек, получивший задание собирать разведывательную «информацию на захваченной врагом советской земле. Не успел капитан произнести последнюю фразу: «Итак, товарищи, требуются добровольцы», как кто-то быстро сказал:
— Я согласна.
Капитан оглянулся и встретился со взглядом невысокой худенькой девушки, стоявшей у двери. В серых глазах — твердая решимость и чуть-чуть озорство.
— Клава Королева, секретарь комсомольский банка, — представил девушку Борисов.
— Я тоже пойду, — поднялась со своего места Оля Стибель, фининспектор райисполкома, и, как всегда, мило улыбнулась.
Раздалось еще несколько голосов:
— Запишите меня.
— И меня…
Добровольцев оказалось много. Отобрали двадцать три человека. Капитан побеседовал с каждым в отдельности. На его три вопроса: «Почему согласились идти в тыл врага?», «Что скажете родным?», «Если фашисты арестуют, хватит ли сил не выдать военной тайны?» — отвечали по-разному, но однозначно: согласились потому, что хотят на фронт, а их не берут; родных можно успокоить — идем, дескать, работать в госпитали; ну а коль попадутся в руки гитлеровцев, будут помнить до последнего дыхания, что они — комсомольцы.
На другой день андреапольцы были у Великих Лук. Кипел жаркий бой. Утром 20 июля красноармейцы выбили из города фашистов. Вместе с бойцами вошли в него и разведчицы.
Горящие дома. Трупы на улицах — такое видели они впервые. Не сдерживая слез, стояли у виселицы. Кто-то тихо произнес:
— Смотреть невозможно…
— А надо, — так же тихо ответил командир. — Запоминайте. Крепко запоминайте все, что увидели. Это тоже вашим оружием будет.
В тот же день, под вечер, разведчицы покинули расположение своих. Уходили, разбившись на группы. Королева и Стибель попали в группу Марии Евдокимовой, старшего инспектора госстраха.
Высокая, светловолосая девушка с большими открытыми глазами была не по летам серьезна, за умением сдерживать себя чувствовалась глубоко эмоциональная натура. В райкоме Машу охарактеризовали весьма метко: «Правдива, справедлива, скромна, умеет быстро сходиться с людьми». Незадолго до начала войны Евдокимову приняли кандидатом в члены ВКП(б).
Первое задание было несложным — требовалось разведать обстановку в деревне Кресты. Не успели дойти до первого дома, как заклубилась пылью дорога, в деревню влетели немецкие мотоциклисты. И сразу бегом к избам.
Двое кинулись к разведчицам, залопотали что-то по-своему, руками вправо и влево показывают.
Растерялись девушки. А один из гитлеровцев уже автомат снимает:
— Пудет говорийт?
Первой нашлась Оля:
— Гут! Гут! — Улыбнулась и тоже замахала руками: — Фрейлейн — город. Там стреляют. Бух, бух. Бежали. Тут никого не знаем.
Солдаты выругались и бросились по примеру своих товарищей к постройкам, откуда доносилось кудахтанье кур, визг поросенка и чей-то отчаянный крик…
Сколько было потом подобных встреч — не упомнить! На дорогах к Невелю, когда считали танки, ползущие по шоссе Витебск — Ленинград; у Великих Лук, вновь занятых фашистами, когда цепкими глазами впивались в воинские эшелоны на путях к Москве; в сожженных деревнях под Торопцем и Велижем; у Новосокольников и Локни.
Растерянности больше не было. Ее сменили милая улыбка в адрес «господ офицеров», бойкий пересказ «легенды» при задержании.
— Помните: разведчик — это патока на устах и огонь в сердце, — при каждой встрече напоминали своим подопечным их командиры.
…Колонна тяжелогруженых немецких машин медленно приближалась к городу. Дорогу к Торопцу распустило, и она по-осеннему серела колдобинами. Оберштурмфюрер СС Гейнц, сопровождавший часть на марше, взглянул в ветровое стекло своего «оппеля» и приказал водителю затормозить. У ветхого здания вблизи дороги он заметил трех девушек.
— Доннер веттер! — чертыхнулся оберштурмфюрер. — Опять они.
