Сальвадор Феликс Хасинто Дали родился в провинциальном каталонском городке Фигерасе в семье нотариуса Дали-и-Куси. В довольно-таки состоятельной семье он был поздним и очень желанным ребенком, которому позволялось буквально все, в том числе и считать себя «гением», «избранным» и «посвященным». Собственно, и само имя Сальвадор звучит весьма амбициозно — «спаситель».
В своих воспоминаниях Дали описывает себя как самого настоящего вундеркинда: «В три года я хотел стать поваром, в семь — Наполеоном. С тех пор мои амбиции неуклонно росли». По словам художника, в пять лет он сочинил гениальную сказку, в семь писал гениальные стихи, в десять его гением стал учитель рисования, а в четырнадцать юный живописец впервые принял участие в художественной выставке, да не как-нибудь, а в качестве единственного на всю округу авангардиста.
Уже в те годы жизнерадостный и веселый Дали-и-Куси верил в блестящую светскую карьеру сына, а набожная мать видела в нем ангела, ниспосланного ей в утешение самими небесами. Она рано ушла из жизни: юному Сальвадору в год ее кончины едва исполнилось шестнадцать лет. Для него смерть матери стала настоящей духовной катастрофой, которую он переживал в духе любимого им доктора Фрейда. Десять лет спустя законченный фрейдист написал на одной из своих картин: «Я плюю на свою мать». Отец, не очень-то разбиравшийся в тонкостях психоанализа, не замедлил за это отлучить сына от дома. Вернуться под отчий кров Сальвадору удалось только во время гражданской войны в Испании, которая сближала и гораздо более рассорившихся людей.
В 1921 г. Дали не без некоторых трудностей поступил в Мадридскую Школу Изящных Искусств. Его привлекли футуристы и кубисты, то есть представители тех авангардных течений в живописи, которые заставляли молодые дарования скептически относиться к академическим штудиям. Увлечение модернизмом сблизило Дали с талантливой «золотой молодежью» мадридской Студенческой Резиденции. Экстравагантный и честолюбивый юноша сразу стал лидером студенческой богемы, решительно настроенной на революционные преобразования в искусстве. Особенно сблизился Сальвадор с Луисом Бунюэлем, будущим знаменитым кинорежиссером, и поэтом Фредерико Гарсиа Лоркой. На Бунюэля молодой художник смотрел несколько свысока, а Лоркой восхищался и немного завидовал — тот был тоже гением.
За студенческие проделки Дали раза два даже оказывался в тюрьме. Однажды группа юных каталонских националистов сожгла на площади в Фигерасе испанский флаг. Прибывшая полиция обнаружила на месте крамольного акта Дали, одиноко стоявшего возле кучки золы. Дерзкий злоумышленник был тут же арестован и препровожден в камеру заключения. Бравируя своим поступком, Сальвадор затем рассказывал друзьям, что сочувствующие ему жители города буквально завалили камеру шампанским и фруктами, так что заключение больше походило на праздничный пикник, чем на наказание.
Из тюрьмы Дали вышел героем, люди на улице узнавали его, восхищаясь смелостью молодого бунтаря. Известность пришлась ему по душе, но и испуг был не меньшим. Художник навсегда закаялся иметь какие-либо идейные и политические убеждения, поскольку из-за них так или иначе приходится страдать. А изнеженная душа Сальвадора не могла смириться ни с какими страданиями.
Выход оставался один: щекотать нервы и друзьям, и врагам, нести всякую чепуху, прославляя одновременно анархизм и абсолютную монархию, национализм и всемирный гений, инквизицию и психоанализ. Но делать это так, чтобы в конце концов все оказывалось дешевым балаганом, за который нельзя было бы привлечь к ответу.
В 1926 г. Дали за очередную скандальную выходку исключили из Мадридской Школы Изящных Искусств, но его будущее было уже определено. Он отправлял свои картины на выставки в Париж, где ему покровительствовали известные земляки — Жоан Миро и сам Пикассо. Тем временем Бунюэль задумал создать сюрреалистический фильм и пригласил Дали в соавторы. Вдвоем темпераментные и честолюбивые молодые люди состряпали сценарий «Андалузского пса» — так в Студенческой Резиденции называли приезжих с юга Испании. Снимать фильм решили в Париже.
«Андалузский пес» вышел на экраны в 1929 г. Глаз, разрезанный бритвой, мертвые ослы и насекомые, аномальные половые акты и прочий диковинный антураж фильма вызвал у публики настоящий шок. Парижская богема торжествовала — фильм «Андалузский пес» был объявлен первой ласточкой сюрреализма в кинематографе. Дали быстро завел дружбу с молодыми ниспровергателями классического искусства литераторами Луи Арагоном, Полем Элюаром, художником Рене Магриттом. И наконец, был представлен и теоретику сюрреализма, писателю Андре Бретону.
Кстати, у Бретона были популярными вечера, которые назывались «снами наяву», напоминавшие то ли шаманские ритуалы, то ли спиритические сеансы. Дали с энтузиазмом принимал участие в них, видимо, втайне надеясь стать лидером скандально известной группы сюрреалистов. Он радушно приглашал своих парижских друзей погостить в Кадакесе, где у его отца был дом. Наведался однажды к художнику и Поль Элюар с женой, Еленой Дмитриевной Дьяконовой, русской по происхождению. В художественной среде все называли ее Гала.
В то время Сальвадор представлял собой закомплексованного 25-летнего девственника, панически боявшегося женщин. Гала же в свои 35 имела мужа, дочь и длинную вереницу коротких любовных связей. Она родилась в Казани, прослушала курс лекций в университете и занималась переводами на русский язык романов французских писателей. В юности Гала часто отдыхала на швейцарском курорте, где и познакомилась с Элюаром, который стал ее мужем в феврале 1917 г. Впрочем, она вовсе не собиралась играть прозаическую роль жены поэта, заявив, что никогда не станет домохозяйкой, а будет «как кокотка сиять, пахнуть духами и всегда иметь ухоженные руки с самым модным маникюром». Для своей дочери Сесиль Гала была не очень-то хорошей матерью, как не была и примерной женой Полю. Зато она стала музой сюрреалистов, которые после всех ужасов Первой мировой войны объявили войну всякой логике. Любопытно, что супруги не скрывали друг от друга свои романы на стороне. Более того, Элюару доставляло удовольствие рассказывать Гала о своих любовных приключениях и слушать, что рассказывает о своих увлечениях она. В портмоне он всегда носил фото своей обнаженной супруги и с гордостью демонстрировал его друзьям.
В Гала Сальвадор Дали влюбился с первого взгляда. Она показалась ему самим совершенством. Его впечатлило не столько ее строгое лицо, сколько стройное мальчишеское тело и ягодицы, о которых Элюар писал: «Они удобно лежат у меня в руках». На следующий вечер после первой встречи Гала и Сальвадор бродили по оливковым плантациям, потрясенные возникшим чувством. Биографы художника утверждают, что именно тогда Гала произнесла: «Мой маленький мальчик, мы никогда не покинем друг друга!»
Вскоре они стали неразлучны. Дали потянуло к этой женщине с неистовой силой, но одновременно он до обморока боялся соединить с ней свою жизнь. Несмотря на влечение к Гала, он долго не мог даже отважиться на поцелуй. Но проходили дни, и постепенно Гала удалось излечить Сальвадора от его странностей. В 1929 г. она оставила Элюара и вышла замуж за Дали. Забавно, что супруги десятки раз проходили через брачную церемонию: художник вновь и вновь женился на Гала, освящая свой союз с ней под сводами различных церквей и регистрируя брак во многих странах мира. Он даже добился аудиенции у Папы Римского, получив у него благословение на брак со своей любимой женщиной. После очередного бракосочетания они давали торжественный обет и с восторгом отправлялись в свадебное путешествие.
Первое время супруги жили в крайней нужде. Однако постоянное отсутствие денег оставалось их гордой тайной: Гала и Сальвадор вращались в кругу богатых людей и талантливо изображали счастливых состоятельных молодоженов. Они жили замкнуто, не подпуская к себе богему, упоенные собой и не признавая «артистических» замашек — наркотиков, сигарет, посторонних связей. Гала научила художника изысканно одеваться, распознавать врагов, не сорить деньгами и заботиться о собственном здоровье. Она помогла Сальвадору найти свой путь в сюрреализме, заставила отказаться от влияния разнообразных веяний и течений, взяла на себя устройство их семейного быта, освободив мужа от всего, кроме живописи.
Впервые за многие годы жизнь испанского живописца стала упорядоченной и организованной. Почти каждый день Гала посещала редакции журналов, наносила визиты владельцам салонов, галерей, меценатам и коллекционерам, предлагая им ознакомиться с работами Дали. Недаром он называл ее «мое сокровище», «мое божество», «мой золотой талисман». Его все восхищало в ней: и персиковый пушок на коже, и маленькая родинка на мочке уха, и цвет глаз, которому он долго искал определение и наконец нашел — подводно-ореховый. И все же Гала оставалась для художника земной, желанной, шаловливой, дерзкой и чувственной женщиной. Эпатирующий Дали был предсказуем только в одном — в любовных признаниях своей жене. «Я люблю Гала все больше и больше…», «Гала все прекрасней и прекраснее…», «Поцелуй Гала
