Еще ребенком мне не раз доводилось слышать о том, что наши богатства несметны, причем исподволь звучали намеки, что этим мы в равной степени обязаны как воинской отваге, так и тайному языческому сокровищу.
Разумеется, бывали времена, когда нашему семейству приходилось на протяжении веков сражаться с соседними городами и укрепленными поселениями, когда стены воюющих между собой замков разрушались до основания сразу после их возведения, а из Флоренции наступали воинственные и жестокие гвельфы и гибеллины.
В прежние времена Флорентийская община посылала целые армии для разрушения замков, подобных нашему, и для полного уничтожения угрозы любой опасности со стороны их владельцев.
Однако все это давно в прошлом…
В то время как все окрестные замки превратились в заброшенные руины, нашему родовому гнезду посчастливилось уцелеть. Мы выжили благодаря проницательности и мудрости, а также относительной изоляции и возможности жить самостоятельно на изобилующей скалами негостеприимной земле почти у самой вершины горы – в том месте, где Альпы вплотную подходят к Тоскане.
Наш ближайший сосед, правивший собственным анклавом селений, присягал на верность герцогу Миланскому.
Сей факт, однако, никак не влиял на наши добрососедские отношения, ибо они были весьма далеки от политики.
Невероятно мощные стены крепости высотой в тридцать футов были возведены гораздо раньше главного замка и башен – их древность можно назвать поистине легендарной, а сколько раз их укрепляли и восстанавливали, никто не осмелится сказать хотя бы приблизительно. Внутри стен располагались три маленькие деревни, жители которых занимались виноградарством и производили великолепное красное вино; здесь же размещались богатые пасеки и огромные конюшни для наших лошадей; вокруг простирались заросли ежевики, поля, засеянные пшеницей и другими злаками; обитатели крепости держали множество домашней птицы и большие стада коров.
Я никогда не имел ни малейшего представления о том, сколько людей трудилось в нашем маленьком изолированном мирке. В доме всегда толпились конторские служащие, управлявшие хозяйством, и мой отец весьма редко лично вникал в повседневные дела или занимался ведением тяжб в судах Флоренции.
Замковая церковь предназначалась для обитателей всех селений в округе, так что немногочисленные жители маленьких, менее защищенных деревушек, расположенных ниже крепости, – а таких было множество, – приходили туда для крещения, венчания и участия в прочих обрядах. В крепости подолгу жил доминиканский монах, служивший для нас мессу каждое утро.
В старину леса на нашей горе нещадно вырубались, дабы лишить врагов возможности подниматься по склонам, но уже в мое время необходимость в подобной мере защиты отпала.
В оврагах и вдоль старых дорог выросли новые леса, густые и благоухающие, и деревья почти сравнялись высотой с крепостными стенами, с башен которых можно было разглядеть порядка дюжины городишек, спускавшихся в долины, и вокруг них крошечные лоскутки возделанных полей, сады из оливковых деревьев и виноградники. Все окрестные поселения находились под нашим правлением, и жители их преданно служили своему властителю. По издавна заведенному порядку в случае войны их обязанностью было собираться у крепостных ворот – так поступали и их далекие предки.
Базарные дни, сельские праздники, дни почитания святых составляли неотъемлемую часть жизни обитателей крепости, время от времени кто-то занимался алхимией, а иногда случались даже местные чудеса. То была прекрасная земля, наша родина.
Приезжие клирики, как правило, задерживались у нас подолгу. Зачастую в разных башнях замка или в более скромных каменных зданиях одновременно проживали два-три священника – это считалось вполне обычным.
Еще совсем малым ребенком меня привезли во Флоренцию, дабы дать соответствующее воспитание и образование. Там, во дворце дяди моей матери, я вел роскошную жизнь и чувствовал себя вполне уверенно. Однако незадолго до моего тринадцатилетия дядя скончался, дом его заперли, а мне пришлось вернуться домой в сопровождении двух престарелых теток. После этого я бывал во Флоренции только случайными наездами.
Мой отец всегда в глубине души оставался старомодным человеком с необузданным от природы нравом истинного властителя. Тем не менее его вполне удовлетворял тот издавна сложившийся уклад жизни полновластного владельца замка, которого он придерживался, а потому он предпочитал оставаться вдали от столицы. Имея огромные сбережения в банках Медичи, он посещал Козимо во время приездов во Флоренцию по делам, однако никогда не принимал участия в борьбе за власть.
Но меня отец стремился воспитывать как князя, хозяина, рыцаря, и мне пришлось усваивать все манеры и ценности, приличествующие его сословию. В тринадцать лет я уже прекрасно держался в седле в полном боевом вооружении и мог на полном скаку пронзать копьем цель – чучело, набитое соломой С подобными заданиями я справлялся без всяких трудностей – они доставляли мне не меньшее удовольствие, чем охота, состязания в плавании в горных ручьях или конские скачки наперегонки с сельскими мальчишками. Так что я не имел ничего против такого времяпрепровождения.
Однако во мне ощущалось некое раздвоение личности. Разум мой впитал в себя все, чему учили во Флоренции превосходные преподаватели латыни, греческого, философии и теологии. И в то же время меня чрезвычайно увлекали пышные зрелища и игры городских мальчишек, мне нравилось принимать участие в домашних спектаклях, и зачастую дядя поручал мне исполнять в них главные роли. Я умел достойно изобразить библейского Исаака, предназначенного в жертву послушным Авраамом, и с не меньшим успехом – обворожительного архангела Гавриила, посещающего дом недоверчивого от природы святого Иосифа и Девы Марии.
Я увлекался подобного рода занятиями наравне с книгами, лекциями в кафедральных соборах, интерес к которым возник у меня очень рано; я обожал прекрасные вечера во флорентийском доме моего дяди; мне нравилось засыпать под феерическую музыку великолепных оперных спектаклей. Меня приводили в восторг упоительные звуки лютни и дикий грохот барабанов, поистине волшебное мастерство канатоходцев, танцовщики в сверкающих нарядах, резвившиеся не хуже акробатов, и голоса певцов, сливавшиеся в упоительно-чарующей гармонии.
То было беззаботное детство. И в то же время мой мир отнюдь не был изолированным – в том мальчишеском собратстве, к которому я принадлежал, можно было встретить детей из беднейших семей Флоренции, сыновей торговцев, сирот и учеников монастырских и городских школ. Именно так в те времена предписывалось вести себя землевладельцу – не отделять себя от простого люда.
Едва ли меня можно было назвать послушным ребенком. Наверное, мне часто удавалось ускользать из дома – с такой же легкостью, как впоследствии из замка, ибо слишком много сохранилось в памяти впечатлений о светских и церковных праздниках во Флоренции, о том, как я смешивался с толпой или со стороны наблюдал за торжественной процессией. Длинная вереница ступавших очень медленно молчаливых людей с разукрашенными хоругвями в честь святых и свечами в руках приводила меня в восхищение.
Да, должно быть, я был настоящим уличным сорванцом. Уверен в этом. Я тайком сбегал из дома через кухню. Я подкупал слуг. Среди великого множества моих друзей попадалось немало пройдох и пьяниц. Я ввязывался в драки, а после удирал домой. Мы играли в мяч и дрались на городских площадях, а священники разгоняли нас, пуская в ход прутья и угрозы. Но как бы плохо или хорошо я ни поступал, в одном меня невозможно было упрекнуть – в безнравственности.
С тех пор как шестнадцати лет от роду я навсегда покинул мир живых, мне ни разу не довелось видеть улицу при свете дня, будь то во Флоренции или в любом другом месте на земле. Правда, лучшие из них я все же повидал – утверждаю это с уверенностью. Перед моими глазами отчетливо возникает зрелище во время праздника святого Иоанна, когда буквально каждая лавчонка во Флоренции выставляет напоказ все самые лучшие свои товары, а монахи из местных монастырей и из нищенствующего ордена на пути к кафедральному собору распевают самые благозвучные гимны, чтобы возблагодарить Бога за благословенное процветание этого города.
Я мог бы еще многое вспомнить. Бесчисленны похвалы, которые любой может воздать Флоренции тех времен, ибо здесь не только плодотворно трудились ремесленники и торговцы, но и творили величайшие художники. Здесь жили хитрые политиканы и поистине блаженные святые, проникновенные поэты и самые
