Наталья Резанова
Дети Луны
У этой женщины постоянно менялся голос. То он был мягок и нежен, то – настолько резок и груб, что одно его звучание с успехом заменяло самые злобные ругательства /хотя она никогда не ругалась/, то вдруг звенел на высоких нотах, как у смешливого подростка /хотя она никогда не смеялась/. А больше, пожалуй, в ней не было ничего примечательного. Из тех, о ком говорят: «типично плебейская внешность». Лицо, которое запоминалось лишь усилием воли, и немалым, и тело, скрытое, впрочем, широким грубым одеянием, отлично приспособленное к длинным пешим переходам.
Именно такой переход завел ее однажды вечером в Тремиссу. Она шлепала по скользким доскам, переброшенным через грязную улицу на окраине городка, когда ее заметила компания, вывалившаяся из двери под веткой букса.
– Глянь, монашка!
– Это не монашка. Это бегинка.
– Какая разница?
– А такая. Все знают, что бегинки – похабницы хуже портовых шлюх.
– Так что же мы стоим?
Бегинка, не оглядываясь, шла вперед. Но и не ускоряла шага. Что принято было за поощрение, и гуляки с гиканьем и свистом повалили за ней.
– Эй, ты! Куда торопишься? Пошли с нами! Верняк! Нас четверо, а бабы у нас только три. Одной не хватает.
– А кому она пойдет?
– Мы ее в кости разыграем.
– Мет тебе глаза выцарапает.
– Ничего, перебьется. Эй, ты, пошли! От Бога не убудет…
Тут-то они ее и настигли. Они могли не опасаться ночной стражи, – та, как известно, не любит соваться на неосвещенные улицы. А здесь тьма была полной – луна постоянно пряталась за рваными частыми облаками. Трое окружили женщину, хватая за одежду, и теснили к стенке ближайшего дома. Она молча отбивалась, и ее молчание лишь подзадоривало нападавших. Четвертый, оставшийся в стороне, издевательски затянул всем известную уличную песню:
– А сама я побродяжка, и плюю на вас на всех, – спокойный голос не пропел – проговорил следующие строки. – Ты что, Гонтар, совсем сдурел?
– Матерь Божия! Парни, оставьте лапы. Это сестра Тринита. Если бы не она, мне бы ногу оттяпали.
– Так что же? Нам теперь и позабавиться нельзя?
– Полегче, господа комедианты! – Бегинка выступила вперед. – Придет час, не дай Бог, заболеете, к кому лечится потащитесь? Ко мне же и потащитесь.
– И ты тоже хороша, – недовольно пробурчал Гонтар, который был здесь старшим и главным. Шляешься ввечеру, вводишь людей в искушение… А если бы не мы на тебя напали, а какие-нибудь мерзавцы?
Она махнула рукой.
– А, мало ли мерзавцев я лечила!
Комедианты заржали. Неловкость, возникшая было за мгновением узнавания, исчезла. Они говорили на одном языке.
– А если без дураков, зачем ты здесь?
– Иду в монастырь святой Клары. У меня там дело.
– А ночуешь где?
– Пока не знаю. Только пришла в город.
– Тогда и вправду пошли с нами на постоялый двор! Да не глупи, мы свои же люди! И бабы наши там, и дети.
– Анна там?
– Ясное дело. Пошли. Со всеми перезнакомишься. Это Никласом. Это Сеппи. Герта ты, вроде, знаешь.
Таким образом сестра Тринита оказалась на постоялом дворе « У святого Христофора « (по ближайшей часовне) в неподобной компании комедиантов. Все они были явно чем-то похожи (хотя что общего было у маленького чернявого Герта с белобрысым корявым Сеппи и длинным рыжим Никласом?) – загорелыми обветренными рожами, то и дело готовыми расплыться в ухмылках, обнажавших дурные зубы, наглостью, расхлябанной походкой. Женщины разнились больше. Анну, сожительницу Гонтара, сестра Тринита хорошо помнила с тех пор, как ей пришлось пользовать старшину комедиантов в лечебнице для неимущих. Это была статная женщина средних лет, с приятным круглым лицом и каштановыми волосами. Она встретила сестру Триниту чрезвычайно сердечно. Мет, высокая, костлявая брюнетка с ребенком на руках, больше помалкивала, чего нельзя было сказать об Изе, вертлявой блондинке, которая все время хихикала, жеманилась и надувала губки, как шестнадцатилетняя, хотя при ближайшем рассмотрении оказывалась лет на десять постарше этого благословенного возраста.
Мет была подружкой Никласа, а Иза, как поняла сестра Тринита из постоянных шуточек, не отказывала никому.
Решено было отметить счастливую встречу. Вообще-то хозяин постоялого двора не разрешал актерам напиваться в его заведении, опасаясь различных непотребств (возможно, не без оснований), но здесь его уломали, и он прислал компании вместе с Ином, сынишкой Анны – не от Гонтара, а от предыдущего
