Любовь.
«Любовь», – повторяла про себя Лиза, вылезая из ванны, растираясь жестким – других не признавала – махровым полотенцем.
«Любовь», – неожиданно говорила она себе, выжимая сок из морковки.
Телевизор по всем каналам выдавал что-то бравурное, будто и вправду наступил праздник, а Лиза все твердила про себя: любовь…
Так, послонявшись по дому, выпив сока, посмотрев телевизор и повторив тысячу раз слово «любовь», она наконец почувствовала, что хочет спать.
И возвратилась под теплый бок Игоря, свернулась калачиком, заснула по-настоящему.
И даже телефонного звонка, разбудившего Непомнящего, не услышала.
Звонил Вишневский, как всегда – на подъезде к дому.
Однако Игорь Всеволодович решил Лизу не будить.
Они уютно обосновались на кухне, у барной стойки.
Правда, пить Юрий Леонидович отказался, спросил кофе.
А получив свое – заговорил.
Игорь слушал его, боясь шелохнуться, и даже дышал неглубоко, словно малейший посторонний звук мог помешать рассказу.
Слушал и не верил, потому что услышанному трудно было поверить. Тем более сейчас, в году 2002- м.
И верил, потому что изначально подозревал нечто подобное.
Жуткое, запредельное и вместе с тем убийственно реальное, связанное с занятием отца и его клиентами. Не кем-то персонально, а всеми, вместе взятыми, кланом тех, кто мог позволить себе в ту пору приобретать антиквариат и, значит, многое мог себе позволить.
Он понял вдруг, что никогда ни разу не сформулировал этой мысли в том виде, как сложилась она теперь. И в то же время знал наверняка, что все это время она жила в нем, где-то в подсознании, вместе с мистическим страхом и ожиданием того, что кошмар вернется.
Он и вернулся.
Однако выходило, что это прошлый кошмар, давно пережитый, гримасничая, пытается запугать его снова.
От этих мыслей сознание Игоря Всеволодовича чудным образом прояснялось, будто кто-то невидимый слой за слоем сдирал с него тонкую неощутимую пленку, заслонявшую все это время картинку реального мира.
А он и не знал об этом.
В конце концов он овладел собой настолько, что решился заговорить, о чем-то спросить Вишневского.
Тот ответил.
Теперь они говорили оба, и это была почти нормальная беседа, если бы не тема, которую обсуждали.
– Ну, разумеется, охранники исключаются.
– Исключаются. К тому же прав генерал – в тех краях, куда их отправили служить, люди долго не живут.
– Он и в другом прав, ваш замечательный генерал…
Оба вздрогнули.
Никто не заметил, как и когда на кухне появилась Лиза.
А появилась она, похоже, довольно давно, потому что теперь цитировала фразу генерала, упомянутую Вишневским много раньше.
– Прав насчет самоубийства из-за любви. Ах, какой же он умница, ваш генерал.
– Ты о чем, Лиза?
– О любви. И смерти. И ненависти.
– Прости, дорогая…
– Нет, я не сбрендила вслед за большинством персонажей этой истории. Хотя, знаете, сегодня ночью и рано утром у меня было очень странное состояние. Сильно смахивающее на бред.
– Лиза, вы нас пугаете.
– Погодите, Юрий, теперь все в порядке. Теперь все стало на свои места. А ночью… Игорь еще не рассказывал вам? Полдня накануне мы строили версию, а вернее, две версии: того и этого убийств. И построили нечто, кстати, совсем не так уж далекое от истины, если судить по вашему рассказу. Этот процесс длился долго – день, вечер. А ночью меня стало грызть чувство, что мы допустили какую-то серьезную ошибку. То есть все верно – но одна ошибка может свести все на нет. Впрочем, это я теперь так складно излагаю, ночью меня измучили смутные тревоги и страхи, а утром, когда в полубессознательном состоянии я пустилась бродить по дому…
– Ты вставала?
