к нему прямо в спальню и передала наш с тобой разговор, на кассете! Ну, чего ты моргаешь? Да! Я его, конечно же, записала, мне ведь тоже кушать хочется. И честно предупредила: пусть берет, у меня еще таких сколько угодно. Он проникся, обещал кассетку прослушать и через два часа принести деньги за нее. Или не принести, но тогда тебя точно нужно будет куда-то девать. Не в тюрьму же, ясный перец, – сразу в монастырь! И будешь ты всю оставшуюся жизнь иголочкой – жик-жик-жик! Как машинка «Зингер»! А то, что я за час брательника твоего порешу, так это как два пальца… ты же мне веришь? Вижу, веришь. Кстати, я его уволокла совсем в другое место, найти ты его попросту не успеешь, а я, представляешь, приведу Александра свет Иваныча и покажу ему натюрморт «Филин после охоты орнитологов». Ну и, само собой, кругом твои лифчики, тряпки, всякие твои вещички с отпечатками – ты же понимаешь, я постаралась с уликами. И тогда я получу от папеньки твоего на полтора миллиона больше, но ты уже будешь не просто Ксюша, а сестра Ксения, – вовсю издевалась Плюшкина.
Девица довольно скалилась. О таком богатстве, которое вот-вот падет ей в руки, она и не мечтала! Чувства распирали грудь выдумщицы, а в сердце рождалась актриса.
– Ты будешь просить папеньку: «Ах! Не отсылайте меня к монахам! Не брейте мне головку! Я вообще-то еще ничего, могу исправиться!» – пищала Плюшкина и припадала к камню, который высился у края дороги. – А он тебе: «Отцепись от моей штанины! Ты мне больше не дочь!»
Ксения, вне себя от ярости, метнулась к Плюшкиной и изо всех сил долбанула кривляку головой об этот самый камень. А потом и еще раз для верности. Ирина не поднялась.
Нельзя сказать, что Ксения страшно горевала. Она уже вынашивала эту мысль, только все произошло чуть раньше. Тут же, спрятавшись за кустами, она позвонила с сотового телефона и вызвала Макса. Еще дома она видела, что тот уже набрался по самую макушку. Ей осталось только сообщить, что она нашла ящик водки, а дотащить не может. Зная, с какой нежностью относится Макс к спиртному и насколько он жаден, она почти на двести процентов была уверена, что тот приедет и будет один (чтобы Толян помер от зависти!). Так оно и вышло. А наутро подружка Сонька принесла весть об исчезновении Плюшкиной. Понятно, Ксения развернула перед Максом театр одного актера, плакала, сообщала о безвременной гибели подруги и по страшному секрету шепнула Максу, что даже догадывается, кто Ирину мог сбить машиной. Кстати, тот молниеносно поверил, потому что зачем и куда он вчера ездил, Макс и сам не вспомнил. Ксения и ее звонок выпали из головы парня, а возможно, он даже не понял, кто звонил, – проспиртованный мозг живет по своим правилам. Правда, немного подпортило картину то, что Алекс видел, кто приезжал на его машине, – он и в самом деле собирался отдать деньги Плюшкиной, а потом навечно упрятать дочь подальше с глаз людских.
– Понятно теперь, почему он так удивился, когда увидел, что я жив-здоров и в бодром здравии, – усмехнулся Дуся. – А что ж ты тогда меня терроризировала – ищи да ищи?! Прямо со свету сживала!
– Ой боже мой, чего непонятного? Мне же надо было заглушить у Алекса даже мельчайшие подозрения! Потом еще под предлогом расследования очень удобно было узнавать, не видел ли кто чего подозрительного, а ну как кто-нибудь меня видел! И опять же, твою кончину можно было легко оправдать: вот, мол, нарвался на верный след, за это его и порешили. Ну и, в конце концов, пока ты ведешь следствие, не имеет смысла еще кого-то нанимать, чего зря деньгами-то швыряться. А тебя хоть убей – все равно ведь никогда никого не найдешь.
– Уже нашел! Преступ…
– Ах, оставь, я тебя умоляю.
– Скажи, отца зачем убила? – гневно щурил глазки Дуся и поджимал губы в гузку.
– О боже! Я же тебе говорила, чем слушаешь? – устало опустила плечи Ксения. – Он до-олжен был умереть еще ра-а-аньше, понял? Только я сначала на тебя хотела все повесить, а потом все так славно с Марфой обернулось. Хотя она всего и натворила, что высыпала таблетки в бутылку и эту бутылку в комнату к отцу приволокла. Ей и невдомек, что отец скорее новую открыл бы, чем неизвестно кем открытую бутылку в рот совать. Но баба думает, что это она убийца, и прекрасно. В конце концов, она и хотела его убить! А для убийства ей только и надо было на мозги капать: «Я, мол, никогда бы не позволила… Я бы лучше убила, чем родного дитятку в тюрьму сунула – люди бы меня поняли…»
Я! Знай, я! Я сама отцу подала эту чертову бутылку с «Неразлучниками»! Ну да всего не предусмотришь, отпечатки оставила. Зато с папенькой все вышло просто изумительно. Отец в последнее время очень недоверчив стал. Даже мне не доверял, представляешь?! А тут с ним приступ кашля случился, надо было срочно горло промочить, тут не до осторожности, вот я и подсуетилась с бутылочкой. А потом Марфа все из его комнаты убрала, никаких бутылок в природе не должно было оставаться! А отец… Я, между прочим, слышала, как он на помощь звал. И повариха слышала, ну что же мы, побежим? Столько трудов насмарку! Так и вышло.
– Отца, значит, жизни лишила, а я? А со мной как? – допытывался Дуся.
– А тебя бы чуть позже, куда торопиться… Тебя же нельзя было в живых оставить, ты тоже в завещании светишься. А на кой ты мне сдался – такой горб?
– Просто удивительно! И ты вот так просто…
За дверью послышалась возня, и в комнату ввалилась целая команда людей в масках.
– Всем стоять! Руки за голову! Не двигаться – бьем на поражение! – кричал какой-то особенно разозленный гражданин.
– Это что – твой маскарад? – кивнула Ксения, вальяжно закидывая руки за голову и потягиваясь всем телом.
– Уж скорее это твоя очередная выдумка, – разволновался Дуся. – Сразу предупреждаю, я не поверю, что меня повезут на допрос. Это ты все организовала, чтобы меня прикончить, а на доблестную милицию свалить. Люди!!! Меня убивают!
– Евдоким Петрович, что ж вы орете, простите, как петух на побудку? – появилась в дверях Люся. – Вы же сами просили, когда сюда шли…
– Люся, что я просил?! Я тебе просто сказал, что иду поговорить с Ксенией! А при чем тут этот бравый взвод?!
– Нет, вы не так сказали, – чуть не плакала горничная. – Вы меня увидели во дворе, я спросила: по каким, мол, делам? А вы сказали: «Я иду к Ксении, разговор у меня к ней серьезный, так ты подсуетись». А поскольку вы в последнее время только про преступления разговариваете, так я и подсуетилась… Я их вызвала, спрятала за шкафчик и молчать велела.
– Вообще-то я по поводу чая просил, ну да ладно…
