сути чаровников, сами слетали с их губ, обретая силу и смертельное воплощение. Последнее воплощение…
Солнечный вихрь закрутился, завертелся, скручиваясь, как канат, в смертоносное орудие забвения и смерти, белея, искрясь, ворочаясь из стороны в сторону, будто стараясь вырваться из-под чужих наглых рук, возомнивших себя хозяевами самого света.
Кожа Дарена побелела и будто бы засверкала. Камень нагрелся так, что войник чувствовал, как он прожигает кожу. Неприятный запах собственной паленой плоти ударил в нос, но Дар не стал открывать глаза: зачем? Запомнить ту, которую успел полюбить, как свою убийцу?..
— И да будет принесена жертва во имя того, что было! Того, что будет! И того, чему только суждено быть!
Раздался хлопок. Луч вырвался из тюрьмы рук чаровников, отбросив их волной воздуха к стенам храма и через миг ввинтился в белую грудь…
— А! — Веля зажала рот рукой и широко открыла глаза.
Дарен выгнулся дугой, его охватил такой свет, что люди невольно закрыли глаза руками, чтобы не ослепнуть.
Крика не было.
И больше ничего не было.
На долгое-долгое мгновение воцарилась тишина: смертельный свет поглотил в себе все: предметы, звуки мысли… А потом резко исчез.
Раздался облегченный вздох и протяжный вой новорожденного взрослым кота.
Прошло несколько долгих мгновений тишины, ценою в несколько вечностей, прежде чем девушка снова разлепила веки и с недоверием посмотрела на собственные руки: нет, руки выглядели так, как и должны были.
Она осталась человеком.
'Я же сама выбрала, да, Осень?'
Та, которую называли Осенью, молчала. Велимире даже показалось, что она и не услышала ее мыслей.
Рука сама легла на еще плоский живот. Что ж…
Веля поднялась на ноги, посмотрела по сторонам: около противоположной стены сидел, поджав под себя хвост темно-серый кот с голубыми льдистыми глазами. А от жреца, Алишера, не осталось даже праха: рассеялся, исчез старик в солнечном свете и ушел тропами Моарты в вечное царство мертвых.
Девушка попыталась заглянуть в небытие, чтобы посмотреть на след Нити бывшего чаровника, но не увидела ничего: лишь пустота окружала ее там, где раньше все так светилось и было понятным и ясным, как день…
— Вот видите, как все вышло, Шон, — горько усмехнулась она, обращаясь к коту, — так долго шли к цели, чтобы умереть… Глупо, правда?
— Мур-р, — не согласился кот и подошел ближе, чтобы потереться об ногу, — мур-р…
Веля упрямо не смотрела в сторону алтаря. Было страшно, больно и пусто. Везде: и внутри, и снаружи.
Кот нетерпеливо подтолкнул ее в ногу: мол, давай, подойди, проверь.
И она подошла.
Его черная коса растрепалась, и без того бледное лицо, казалось, побелело еще больше, и на нем не было улыбки, которой так часто одаривали сказители своих погибших героев. Наверное, не будь Веля так уверена в том, что он мертв, она подумала бы, что он спит.
На миг ее охватило такое слепящее чувство надежды, что Велимира почти поддалась ему…
Дарен не спал. Его грудь не вздымалась, а там, где раньше билось горячее молодое сердце, была лишь пустота. Бывшая чаровница не знала, как бы она справилась с этой пустотой, если бы точно не знала, что частичка его будет жить в этом мире, лишенном чародейства.
Велимира провела рукой по его груди, рассеивая пыль, в которую превратился самый могучий из всех могучих артефактов, созданных человеком. А потом дико расхохоталась, комкая в руках черную рубашку. Безумный смех взлетал вверх, к куполу, откуда еще недавно бил луч, разом уничтоживший Анродов камень, все чародейство в Мире и унесший с собой то, что было дороже золота и любых драгоценностей…
— Нет! — вскрикнула Веля, опускаясь перед алтарем и прижимая к груди черную рубашку, — не унес! Не унес… и никогда, никогда не унесет, слышите?!
И лишь одна одинокая слезинка скатилась по ее щеке.
День клонился к вечеру.
Лошади неспешно бежали по дороге, неся всадников обратно в город.
— Вот интересно, — протянул Ждан, — а что все-таки в этой коробочке?
— Не знаю, — устало отмахнулся Яромир, — тебе-то какое дело?
— Ну так любопытно же! А то ведь полдня потратили, чтобы ее найти…
— Слушай, если неймется, залезь и посмотри.
— А можно?!
— Мы никому не скажем, — усмехнулся шатренец, — хотя…
— Да ладно, я только одним глазком, — Ждан лихорадочно начал отстегивать ремешки на коробочке.
Те сначала не поддавались, и парень уже почти разозлился, но тут коробочка открылась.
Ждан открыл рот и замер.
— Ну, что там? — окликнул его Яр.
— Тут… э-э…
— Да не мямли ты, скажи нормально!
— Сам посмотри…
Шатренец развернул лошадь и выхватил кожаную шкатулку из рук у Ждана. Открыл крышку и тоже замолк, глядя на то, как поблескивает кольцо, сначала подаренное ему бывшим другом, а потом украденное Жданом…
— Ждан, — металлическим голосом позвал он, — почему Велимира не отправилась с нами, если ритуал нельзя было начать без этого кольца?
Парень пожал плечами.
— Ну, мало ли. Может, у нее дела какие в городе были…
— Какие дела, дьябол тебя побери?! Нас с тобой одурачили, как детей! — Яр дернул поводья, — пошла!
'И может быть оно к тебе вернется, но уже навсегда очищенное от крови товарища…'
— Да что такое случилось, ты можешь объяснить?
— Не знаю, но чувствую что-то… Надо ехать быстрее.
И они погнали лошадей так, что пыль заслонила их собственные фигуры и, казалось, даже солнце над их головами.
Они спешили, но не знали, что окончательно и бесповоротно опоздали.
— Храм заперт! — воскликнул Ждан, первым кинувшийся к двери и дернувший за резные ручки, — проверь окна!
Яромир подтянулся и схватился за решетку: но ставни тоже были закрыты.
— Там тоже заперто! — пары пылинок ему хватило на то, чтобы принять окончательное решение: — будем ломать двери!
— Двери храма? Ты спятил? Можешь хотя бы сказать, что там?
— Ответы на наши вопросы! — прорычал шатренец и закричал: — правда, отец Алишер?!
Ответом ему была лишь тишина. И тогда Яр вогнал сразу оба меча в дерево и дернул на себя. Двери на поддавались. Шатренец вытащил лезвия и снова загнал в дверь — в щель между створками.
Сзади начала собираться толпа, тревожно перешептывающаяся за спинами двух ненормальных, ломающих двери храма — оплота света и добра.
Пара мужчин, яростно крича что-то на яцирском, попытались оттащить их от святыни, но Яромир
