«А Яков Глебыч, наверное, решил, что возле его кроватки она бы смотрелась ничего», – мысленно хихикнул Дуся, но нервировать маменьку не стал.
– Если уж ты так хочешь кого-то еще, – продолжала та, – тогда давай пригласим Прохорову Веру, она очень понравилась Яшеньке. Пусть будет все по справедливости.
Яшенька уныло растянул губы в благодарной улыбке – Прохорова Вера была маленьким забитым существом с робкими движениями и заикающейся речью. Ее на кастинг привела мать со словами: «Поглядите девку, может, сгодится какому дворнику, токо чоб с квартирой, а то у нас на селе вовсе мужиков не осталось, а ей взамуж пора. У меня ить помимо ее ишо три девки на шее сидят».
Уже к концу дня все невезучие конкурсантки были оповещены о своем провале, прихожая освободилась от узлов и баулов (Милочка просто выставила их в подъезд), Олимпиада Петровна выслушала особенно горькие завывания по поводу загубленных девичьих судеб, и жизнь стала налаживаться. Инга сразу же кинулась к кастрюлям, Милочка ухватилась за тряпку, а Вера принялась что-то мычать возле детской кроватки – Дуся подозревал, что няня исполняла колыбельную. Девушек поселили в одной комнате (благо стараниями Олимпиады Петровны комнат теперь стало много – предприимчивая дама купила соседнюю квартиру и сделала, что называется, евроремонт), работать они должны были по двое суток, правда, повариха трудилась ежедневно, и все были совершенно довольны.
Для Филиных наступили дни блаженства. Не успевали они утром продрать глаза, а уже в нос им лез запах геркулесовой каши, только-только Машутка начинала свои утренние «песни», как к ней немедленно бросалась дежурная няня, Яков Глебович едва покидал ванную, а уже вслед за ним туда неслась Верочка и елозила тряпкой по кафелю. Семейство нежилось бездельем, и лишь маленькой собачонке Филиных Душеньке прибавилось работы – она неустанно облаивала новых работниц и пыталась нагадить им на кровати.
Через неделю Олимпиада Петровна торжественно показала сыну красочную путевку:
– Все, сынок. Пятого октября мы с Яшенькой расписываемся, а шестого отлетаем в путешествие. Ой, с ума сойти, мне столько всего надо успеть! Дуся! Ты теперь будешь просто завален работой, просто завален!
До регистрации оставалось около месяца, поэтому Филин особо не печалился. Какая там работа? В магазины сходить? Притащить сумки? Эка невидаль! Во всяком случае, переживать он не собирался – в данный момент он все больше погружался в пучину Милочкиного очарования.
Девушка была как-то неприлично красива, одаривала молодого хозяина обещающими улыбками, и Дуся все чаще рисовал себя в черном смокинге, с бабочкой, под руку с белоснежной невестой на ковре краевого загса. Все портила маменька. Олимпиада Петровна буквально поедом ела девчонку. Каждый раз она выдумывала новые замечания, и Дуся буквально содрогался от ее грозных окриков:
– Милочка! Сегодня было ваше дежурство? Потрудитесь объяснить – отчего у Машеньки грязные штанишки? Что вы делали с нашим ребенком? Полы, что ли, ею мыли?! – гневно сверкала она очами и тыкала в нос красавице няне испачканные штанишки.
Милочка ловко уворачивалась, дергала бровями и возмущенно верещала:
– Не, ну я ваще ничо не понима-а-аю! Вы глаза-то разуйте! Эт, между прочим, не грязь вам никакая, а наша родная земля! Можете вон у Верки спросить! Вер!! Иди сюда!!! Это чо?! Земля же, да?
Верочка испуганно возникала в дверях, на согнутых ногах подбегала к штанишкам и трясла головой:
– Ага, Мила, это самый чернозем. Он туточки возле детской площадки насыпан. Как есть он самый.
– Вот так, – дергала плечиком оскорбленная няня. – Мы с Мари гуляли, она грохнулась, и штаны все измазались. Не, я не поняла, вы чо – против, чтоб Мари бегала, нижние конечности развивала?
Олимпиада Петровна поджимала губы, брела в комнату к внучке, и оттуда уже доносилось ее приторное сюсюканье:
– А и кто зе у нас в земельку навернулся, а? А и кто зе это у нас такой быстленький?
И Дуся переводил дыхание.
Во вторник Дуся проснулся от очередного крика Олимпиады Петровны:
– Яков Глебыч!! Яша!! Я просто не понимаю – ну как так можно?!! И он еще спокойно может на меня таращиться! Нет, я определенно с загсом поторопилась, у тебя совсем не пылающие чувства!!. Девочки!! Ну кто, черт возьми, сегодня няня?! Инга?! А вообще, где все?! Почему дома только ты с кастрюлями?!
– Нет, ну как же только я, – робко протестовала Инга. – Еще Евдоким Петрович спит, и Яков Глебыч душ принимает…
– Ах, я тебя умоляю! Этих тюленей я не имела в виду! Где Машенька?
Инга прилежно пояснила, что девочка накормлена и в данный момент совершает прогулку с няней Верой. А Милочка немножко отсутствует, потому что понеслась в книжный магазин покупать брошюры по воспитанию младенцев, для собственного, так сказать, научного роста.
– Какой там рост, – отмахнулась Олимпиада Петровна. – Небось опять за новыми колготками сбежала… Яков Глебыч!! И все же я не понимаю твоего спокойствия!! И как только у тебя сердце не выскочит от такого несчастья?!!
Дуся хотел было перевернуться на другой бок и благополучно заткнуть уши от мамашиного крика, но последняя фраза его насторожила – что это у них за несчастье образовалось? И еще в тот самый миг, когда все так благополучно начало складываться? Он, кряхтя и похныкивая, вылез из-под одеяла, накинул китайский халат, который отчего-то страшно линял и царапался, и побрел на матушкин голос.
Олимпиада Петровна восседала на кухне, нежно прижимала к груди маленькую собачку Душеньку (кстати, в доме псинку отчего-то упорно звали Дусей! Ну что за имечко, черт возьми!) и с самым скорбным видом пялилась в холодильник. Рядом навытяжку торчала Инга и тревожно наблюдала за хозяйским взглядом. Несмотря на утренний час, девица была одета по полной форме, с укладкой, и даже присутствовал неброский макияж.
– Олимпиада Петровна, вы все на ногах, может, вам второй завтрак подать? – прилежно пробасила она.
