— А тебя Алексеем зовут! — сказал я,
— А ты откуда знаешь? — и вправду удивился рыжий. Но потом засмеялся и выпалил:
— А тебя — Германом!
Теперь удивился я.
Мы с Алексеем смотрели друг на друга и молчали. А потом как начали хохотать! Ведь это дядя Петя рассказал Алексею обо мне, когда привез нас из города. Он тогда еще говорил папе: «Вот и товарища моему Алексею привез». Значит, мы уже давно как бы заочно познакомились с Алексеем. А я то, дурак, чуть не подрался с ним из-за какого-то паршивого камня!
Алексей перестал хохотать и сказал:
— Конечно, ты и так космонавт!
— Это почему же? — снова удивился я.
— А у тебя имя космическое!
Это он про Германа Титова вспомнил, наверное.
— А ты тоже космонавт. У тебя тоже имя космическое — Алексей, — сказал я, — как у Леонова. — И я хлопнул его по плечу.
— Нет, у тебя лучше, — сказал Алексей и тоже хлопнул меня по плечу.
— Я — Герман, ты — Алексей, — сказал я и опять хлопнул его.
Он подмигнул мне сразу двумя глазами и тоже хлопнул меня:
— Ты — Герман, я — Алексей.
Так мы стояли, хлопали друг друга и хохотали. Солнце светило вовсю. А у Алешки даже какая-то рыбина на крючок попалась.
Рассказ третий
ТАЙНИК
А потом я пошел домой обедать. Папа уже вернулся из города и сидел за столом. Я рассказал ему об Алешке и его мечте полететь на Марс или другую планету, где есть люди. Папа сначала заулыбался, услыхав про космос, а потом достал из портфеля книгу. «Нас ждут планеты» — так называлась она.
Как раз то, о чем мечтал Алешка!
Я посмотрел книгу, и она мне понравилась. Там было много цветных иллюстраций. Сквозь синеву мчались ракеты. Ярко сияли звезды. Расцветали космические рассветы. Вот Алешка-то обрадуется!
Папа сказал, что это картины космонавта Леонова. Когда Леонов вышел из космического корабля в открытый космос, то все это увидел своими глазами.
Я смотрел и удивлялся: до чего здорово! А потом подумал, что и сам смог бы нарисовать не хуже, если бы как следует постарался. Акварелью. Только таких ярких красок и резких переходов в закатах не бывает. Это космонавт нафантазировал. А папа сказал, что космонавт видел это своими глазами, а объясняются все эти оптические явления законами физики космоса.
Мама принесла окрошку в миске. Увидев нас на диване, сначала рассердилась, а потом заглянула в книгу и вздохнула:
— Вот видишь, Герман, как помогло космонавту Леонову художественное развитие изучать космос. Он так ярко воспринял его и сумел рассказать о космосе людям, которые его не видели… — и она опять тяжело вздохнула.
Понятно. Это она намекает, чтобы я рисовал и играл на контрабасе.
Я ел молча, но сидел как на иголках: не мог дождаться конца обеда. Только мама собрала тарелки, как я взял книжку про космос и медленно направился к двери. Но мама поняла.
— Куда? — остановила она меня.
— К Алешке, — сказал я, намереваясь проскользнуть в дверь.
— Опять к Алешке? А музыка? А рисунок?
— Но контрабас-то расстроен, — сказал я, скрывая радость от того, что на нем нельзя играть.
— Павел, ты слышишь? — крикнула мама в комнату. — Герман умудрился уронить инструмент. Теперь ему не на чем заниматься.
— Пусть отдохнет, — раздался папин голос.
— Как так отдохнет? — опешила мама. — А работа? А музыка?
— От музыки пусть отдохнет! — снова крикнул папа.
Мама заволновалась. Папины ответы ей не нравились.
— Во-первых, Павел, непедагогично говорить при ребенке такие слова. Во-вторых, Герман ни на шаг не продвинется в своем художественном развитии. Ты видишь, он опять навострил лыжи к какому-то Алешке.
— Не к какому-то, а одному. К Алешке Окунькову, — уточнил я.
— Вот-вот. Это плоды твоего воспитания, Павел. — Мама остановилась в дверях и повернулась ко мне: — Когда разговаривают взрослые, дети не подслушивают.
Я заткнул уши пальцем, но все равно до меня доносились мамин и папин голоса. Хоть пластилином залепляй уши! Осталось только уйти. Взрослые не хотят, чтобы их слушали? Пожалуйста. Надо просто- напросто оставить их одних. И как я раньше не додумался?
Заткнув книжку за пояс, я выпрыгнул в окно и помчался на речку. Алешка ждет меня. Он сидит на нашем камне и глядит на воду. Думает. А чего думать? В книжке все про космос написано. Если ее выучить, безо всякого в космическую школу примут. И будет тогда Алешка космонавтом. Полетит он к другим планетам, а я буду следить за полетом его корабля и гордиться им. А может быть, вместе полетим. Надо же проверить, правильно ли нарисовал Леонов космос.
Я быстро спустился к речке, стараясь не задевать крапиву. Вот и берег. Кусты. Камень.
Но что это? На камне сидел не Алешка, а совершенно незнакомый кто-то, я даже не понял сразу, что это мальчишка: круглое лицо обрамляли пышные девчоночьи волосы, на голове золотилась широкополая шляпа, из-под полей которой чернели большие, как автомобильные фары, очки.
Куртка и штаны отделаны кисточками и металлическими заклепками.
Артист да и только.
С чего же начать! С Алешкой мы хотели померяться силами. Этот не такой.
Начну первым.
— Меня Германом зовут, — представился я.
Мальчишка снял очки, пожевал губами и сказал
пискляво:
— Очень приятно. А я — Вольдемар Таратута.
— Как, как? — невольно вырвалось у меня.
— Вольдемар — имя, а Таратута — фамилия.
Мне было очень смешно.
— Таратута, — закатился я. — А как это — Вольдемар? Володька, что ли?
— Можно и Володька, — надул губы мальчишка и встал. — Впрочем, пройдет немного времени, и вы заговорите обо мне.
— В космос хочешь? — почему-то спросил я.
— Мне и на земле славы хватит, — гордо ответил Вольдемар.
— Да причем тут слава! Это же интересно — в космос. Космос — это знаешь что такое? Не знаешь? Это… это…
Нужные слова не находились, а Вольдемар, покрутив не без намека пальцем вокруг виска, стал подниматься в гору.
Подумаешь, воображала! Видели мы таких! И с чего это он успел так загордиться?
А я тоже хорош! Нашел с кем разговаривать! Где же Алешка запропастился? Придется по деревне побегать. Поискать. Книгой порадовать.
Я взбежал в гору, остановился передохнуть, прикинул расстояние до первого дома и только было
