там не кипарисы с баобабами. Во всяком случае, Соболю так казалось. Кто его там знает – родной, не родной... А тут он четко знал – свой, родной. Конечно, он же знает, они только что с мамой ехали в электричке, и неизвестная тетка охала, что в их лесу появился медведь.
– Да ну что вы, какой медведь... – пыталась успокоить сына мама. – У нас здесь их уже лет десять не было.
– А я вам говорю – есть! Появился! – настаивала тетка.
И кто-то ее поддержал:
– Точно! Тут у нас недалеко тоже дачи, так там бабу насмерть медведь задрал, прямо вот этим летом.
– А еще собаку у моих знакомых. И тоже – насмерть! – подтвердили всезнающие пассажиры электрички.
Ну и пусть медведь, им-то чего? Где-то ходит, и пусть себе ходит... И вот десятилетний Эдик, ему лет десять, не больше, идет с матерью по лесу... А вокруг темно, неуютно... Темно не потому, что какой-то там фильм ужасов, а просто потому, что мама после работы, а им так надо собрать клубнику. И мать торопит, а сама подбадривает... что она там рассказывала, разве сейчас вспомнишь... И вдруг... Нет, он сначала даже не услышал, почувствовал – здесь кто-то есть. В глухом, темном лесу есть кто-то еще, кроме него и матери. И здесь услышал яростный треск. Он взглянул на мать. Мама с побелевшим лицом проговорила едва слышно:
– Эдик, беги... беги, сынок, я тут сама с ним... Беги быстро...
Он вскочил и сильно затряс головой: – Эдик... с твоими девочками беда...
– Блин... опять... что за ерунда.
В том далеком лесу тогда оказался просто мужик, а никакой не медведь. Но маленький мальчишка всерьез ждал зверя. Но не сбежал и маму не оставил, а кто ж ее защитит – у них же и нет никого больше. Со временем все забылось, и только много лет спустя этот сон стал ему снова сниться. Как неведомое предупреждение о беде...
Он проснулся, и почти сразу же ожил мобильник. Звонил Аршутин.
Потолок палаты был белым и светился. Светился от палящего солнца за окном. Ксения подняла ресницы... на нее смотрели чьи-то незнакомые, добрые глаза... Это был просто Дашкин праздник. Она вплыла в палату вся раскрашенная, точно подарочная матрешка, и, не глядя на больную сестру, сразу же плавно подъехала к Соболю:
– Ну как ты, очнулась? Девочка?
Ксения тяжело прикрыла веки. Где это она? С чего это с ней так разговаривают? И почему... почему это она – девочка? Вон ей сколько лет!.. А сам-то! Какой-то молодой... весь в белом... точно – ангел, или кто там бывает-то, когда уже все? Когда уже тебя нет...
Она снова открыла глаза – на нее смотрели веселые глаза молодого, уверенного доктора.
– А чего это вы... так обрадовались? – на всякий случай спросила Ксения.
– А как же! У нас тут такая знаменитость! – фыркнул доктор, и в его глазах блеснули насмешливые чертики.
– Издеваетесь, да? – серьезно поинтересовалась больная.
– Нет, – тоже стал серьезным врач. – Горжусь! У нас тут кого только не было... а вот молодой талантливой художницы как-то... не забегают они к нам.
– Так и я... не слишком старалась... И вообще – где это я?
– Да вы не волнуйтесь, сейчас вам все объяснят. А потом... потом я опять к вам. У нас теперь много тем для разговоров. Уж если вы все же к нам добрались, так я...
– А про что мы будем говорить? Про краски? – не поняла Ксения. – Или про картины?
– Ну это потом, – качнул головой доктор. – А сначала – о таблеточках, об уколах... должен же я вас чем-то пленить!
– Ну да... – рассеянно мотнула головой Ксения. – Уколами.
– Сам-то я уколы не ставлю, но поговорить о них, о вашем самочувствии, это с превеликим моим удовольствием.
Доктор вышел, а Ксения уставилась в потолок и пыталась припомнить – и что же с ней такое случилось-то? Откуда этот потолок? Ну, ясно – больничная палата, а вот как она сюда попала? Нет, кое-что она вспомнила: парней, Лину, бьющуюся за стеклом чужой машины, и... язык Боса. Черт! А вот номер-то забыла! Как же вспомнить? Вспомнить...
Но, видимо, для воспоминаний она была еще слишком слаба, потому что глаза ее медленно закрылись, и она опять провалилась в сон.
В следующий раз, когда Ксения проснулась, вокруг нее была темнота. Темно и страшно. И никого. Одна.
– Здесь есть кто-нибудь? – испуганно проговорила она, боясь кричать.
– Успокойся, девочка, – снова услышала она негромкий, уже знакомый голос. – Ты не одна. Просто сейчас ночь.
И Ксения увидела, что – да, ночь. И вовсе не так темно – вон как луна светит. А возле окна стоит тот самый веселый доктор. Только теперь он не усмехается, а заботливо смотрит на Ксюшу, вон какими искорками горят его глаза. Доктор подошел, сел на ее постель, и Ксения почувствовала, как на ее руку легла большая теплая рука.
– Меня зовут Ксенией... – уже спокойно сказала она. – И почему здесь нет света?
– Сейчас включим, просто ты спала... да здесь же и не темно.
– Ну да... а чего вы ходите по ночам? У вас дежурство? – неизвестно зачем спросила Ксения, чтобы просто не молчать. И чтобы он не ушел, а посидел и поговорил, потому что... потому что так уютно было ее руке в его – большой и теплой. И еще... потому что никто и никогда не звал ее девочкой.
– Скажи мне, девочка, зачем ты бросилась под тот джип? – зачем-то спросил врач. – Ты ж могла умереть, неужели не страшно было?
– Да когда мне было... бояться... – горько вздохнула Ксения. – Они ж... они ж Лину увезли.
– Не бойся, с Линой все хорошо, – негромко проговорил доктор. – Спи.
И она послушалась. Уснула. И сон теперь был светлым и легким. Может быть... может быть, оттого, что с Линой было все хорошо. А может быть, просто молодой организм стремительно шел на поправку.
Она, кажется, только уснула, но тут же ее разбудил чей-то до боли знакомый голос.
– Сестра, у нее веки дрогнули!! Она открыла глаза! – вопили прямо у нее над ухом. И тут же она увидела глаза. Перед ней сидел Соболь и тревожно пялился в ее постарадавшее лицо. – Ксюша, ну ты как?
– Нор... кх... нормально... – проговорила она, на миг представив, как она сейчас выглядит. – Опять никуда не выйдешь, синяки, наверное, снова во всю морду лица...
– Да какие там синяки, – счастливо усмехнулся Соболь. – так только... вся синяя, да и все.
– Как Лина? – с тревогой спросила Ксения.
– Нормально, все нормально. Она эту ночь у тебя дежурила, а тут доктор. Ну никого к тебе не пускал, говорил – нельзя тебя тревожить. Я ее сменил... ты все замечательно сделала, их взяли. А всего-то делов – найти свидетеля за сто тысяч!
– Да, а за нас меньше не берут... – хотела пококетничать Ксения, но тут же почувствовала боль. – Скажи... это из-за моей картины, да? Это друзья той Сучко?
