— (Смеется). Да... Но «Сандро» я с начала до конца никогда не перечитывал. Какие-то страницы перечтешь и скажешь самому себе: «Да, я что-то сделал». Стихи же у меня, как правило, трагические, драматические. Совсем по другой шкале.
— Чье чтение стихов Вам казалось лучшим?
— Яхонтов гениально читал. Юрский тоже неплохо.
— Прочтите, пожалуйста, стихотворение, которым Вы гордитесь.
— Какие канули созвездья, // Какие минули лета, // Какие грянули возмездья, // Какие сомкнуты уста... // Какие тихие корчевья // Родной, замученной земли, // Какие рухнули деревья, // Какие карлики взошли... // Отбушевали карнавалы // Над муравейником труда, // Какие долгие каналы, // Какая мелкая вода! // Расскажут плачущие музы // На берегах российских рек // Как подымались эти шлюзы //И опускался человек. //И наше мужество не нас ли, // Покинув, сгинуло вдали... // Какие женщины погасли, // Какие доблести в пыли. // А ты стоишь, седой и хмурый, // Неужто кончен кавардак? // Между обломками халтуры // Гуляет мусорный сквозняк...
— Ваше стихотворение кончается, как набоковский роман «Приглашение на казнь»... На Ваш взгляд, нужно изучать Набокова в школе?
— Я думаю, у него просто замечательные романы — «Дар», «Другие берега». «Лолита» тоже, но я сомневаюсь, что стоит его изучать в школе.
— Какие советские романы можно исключить из школьной литературы, чтобы все же изучать набоковские? Может, «Русский лес» Леонова?
— «Русский лес» не лишен таланта... «Молодую Гвардию» выкинул бы без трепета, а вот на счет «Разгрома» подумал бы. Можно было бы выкинуть смело Федина.
— Какую главу «Сандро из Чегема» и в каком классе стоило бы изучать, если бы решено было на уроках литературы «проходить» творчество Искандера?
— В старших классах — «Старого Хабуга».
— Предположим, максимальный балл — 10. Тогда сколько Вы поставите самому себе за страничку Вашего текста?
— 8.
— Сколько на свете людей, с которыми Вы поддерживаете отношения, и они считают Вас гением?
— Не очень скромная тема, поэтому помолчим об этом.
— Вы хотели бы, чтобы в России объявили национальный траур, если Вы умрете?
— Нет, я хотел бы, чтобы это было тихо, скромно. Я не любитель шума.
— Что бы Вы сказали жене перед смертью?
— Постарайся неизданные рукописи просмотреть и издать, которые не изданы. А что касается замужества — пусть, конечно, выходит, хотя поздновато... Пусть живет полноценной жизнью.
— Приходилось ли Вам приспосабливаться, угождать?
11
— Никогда.
— Почему же Вас печатали?
— Многое не печатали. Печатали же оттого, что тип моего дарования достаточно оптимистичен, по крайней мере, в молодые годы. И это скрадывало идеи, неугодные власти. У меня была опубликована рукопись «Созвездие Козлотура» — а это ведь пародия на советскую власть.
— Вы уникальны, хотя бы оттого, что известный автор, и при этом не угождавший... Кто- нибудь еще был таким?
— Я отдал на растерзание свою любимую книгу «Сандро из Чегема», ее вполовину сократили... Из желания реабилитироваться перед этим произведением я согласился напечатать ее полностью в Америке. Тогда это было опасно.
— Есть ли у Вас в последние годы человек, с которым Вы систематически беседуете?
— Я действительно достаточно одиноко себя чувствую. Но это неизбежности жизни художника. Да и возраст... Близкие отношения у меня с критиком Станиславом Рассадиным. Мы старые друзья.
— Будете звонить мне в Хайфу?
— Я вообще никуда не звоню, ни в какие страны. Да и в Москве. Мне обещают поездку, тогда позвоню.
— Эмигранты, которые тоскуют, но не могут вернуться... Их культура остается русской. Будут ли в Израиле смотреть и платить деньги за видеосъемку, которую я сделал в России?
— Большое значение имеют первые такие показы. Посмотревшие будут или не будут рассказывать своим соседям...
— Достаточно ли евреи интеллектуальны, чтобы интересоваться вопросами, которые мы обсуждали?
— Евреи — люди вообще с повышенным интересом к жизни.
— К жизни и учебе. Поэтому прошу Вас закончить тем, с чего начали. Дайте мне наглядный урок интервьюирования. Задайте мне, пожалуйста, несколько вопросов.
— Пожалуйста. Вот Вы берете у кого-то интервью. У режиссера ли, актера ли, писателя. Прежде чем брать интервью, например, у режиссера, Вы смотрите его фильмы?
— Нет.
— Я советовал бы Вам актера прослушать, писателя прочитать. Вы должны знать творчество человека, с которым беседуете! Второй вопрос: уверены ли Вы, что в Израиле заинтересуются мной и другими людьми, у которых Вы брали интервью?
— Не заинтересоваться русскоязычным евреем, все равно, что в тюрьме отказаться от передачи.
— Третий вопрос — изучаете ли Вы язык?
— Нет. И слава Богу, что в Израиле тридцать процентов русскоязычных эмигрантов. Весь день слышишь русскую речь... Самый прекрасный в мире язык... Но спасибо, и я все же слишком привык последний вопрос оставлять за собой. Что для Вас совершенный человек или гений?
— Гений — это в высшей степени созидательный талант.
12
— Олег, Вам не обиден обывательский высокомерный взгляд на артиста, проживающего не свою жизнь, а чьи-то чужие?
— Ну, зачем же обижаться на обывателя... Тем более, что я тоже высокомерно считаю, что артист отличается от других людей своей повышенной способностью или потребностью в любви. Если я играю положительного героя, я сам хочу быть на него похожим. Если негодяя, то его я люблю еще сильнее потому, что подлецы, всякие уроды, как правило, эгоисты.
— Видимо, обыватель это чувствует и наравне с другими зрителями платит Вам ответной любовью. Как же Вы относитесь к славе?
— В молодости умирал от ее недостатка, а теперь не знаю, как избавиться. Ведь даже в ресторане невозможно посидеть с дамой.
— А если Вас выберут в парламент, новая слава Вас будет также тяготить?
