Несомненно, писал один из писцов, которого она наняла. В общих словах передала, что хочет сказать, а он облек послание в сентиментальные выражения, какие, по его мнению, обрадуют получателя. Я знал, что у писцов есть такая привычка.
Думая о письме в таком свете, я находил в нем меньше недостатков и был склонен принять столь неожиданно пришедшее приглашение. Я решил, что, встретившись с ней лицом к лицу, смогу понять, действительно ли она чистая, невинная девушка, какой мне показалась при первой встрече.
Все эти мысли меньше чем за минуту промелькнули у меня в голове. Вернувшись к посыльному, который стоял в ожидании и, как я видел, внимательно наблюдал за мной, я сказал:
– В письме говорится, что у вас есть лодка.
– Si, сеньор. Ваше превосходительство, наверно, не знает, что я pescador.
– А, так, значит, вы рыбак? – Он совсем не походил на рыбака. – Могу я нанять вашу лодку на завтрашнее утро?
– Несомненно, сеньор. И лодку, и вашего покорного слугу, чтобы грести. Где и в котором часу прикажете ждать вас?
Я ненадолго задумался. Утренний смотр кончится к десяти. Но для уверенности я назначил одиннадцать часов и указал место у моста через канал, рядом со своей квартирой. Дальнейшее размышление подсказало, что благоразумно задать еще один вопрос.
– Сколько я должен буду заплатить за проезд к чинампам? Я хочу сказать, туда, где…
– О, ваше превосходительство! – прервал он, видя, что я затрудняюсь назвать место. – Я все понял.
– Так сколько?
– Нисколько!
– Ерунда, любезный! Вы не очень богаты, как мне кажется, и не должны зря тратить свое время.
– Я беден, как святой Лазарь, сеньор капитан. Но могу позволить себе услужить вам бесплатно. Как я уже говорил, я у вас в большом долгу.
Я снова посмотрел ему в лицо, но так и не смог вспомнить, где видел его раньше, кроме той встречи на Пасео де Лас Вигас. Тем более не мог понять, за какую услугу он так хочет мне отплатить. Я снова попросил его объяснить, в чем дело, но он опять ответил:
– Это неважно, сеньор. Я предпочел бы не говорить об этом. Завтра, на пути к чинампам или на обратном пути я обещаю быть разговорчивей.
– Пусть будет так. Но вы должны назвать сумму уплаты за лодку. Не могу пользоваться ею целый день, не заплатив.
– Нисколько! – повторил он, на этот раз с твердостью. – Можете считать меня излишне благодарным или слишком щедрым. Но ваше превосходительство не понимает, что на этот счет может высказать свое мнение и кое-кто другой. Что подумает обо мне la bella, если я буду брать деньги за то, чего она так страстно желает?..
– Хватит! – прервал я его. – Будьте на канале у моста в одиннадцать. Я могу на вас рассчитывать?
– Буду точен, как кафедральные часы, сеньор капитан. Найдете меня в лодке. Buenas noches, Excellenza! Hasta la manana! (До завтра!)
Приподняв шляпу и взмахнув ею так, что позавидовал бы сам Честерфилд, он исчез.
Эта ночь была для меня полна сюрпризов. Почти сразу меня ждало еще одно происшествие. Не успел я вернуться в театр, как ко мне подбежал молодой человек, из класса состоятельных мексиканцев, и воскликнул:
– О, сеньор! Идемте со мной! Идемте со мной!
– Куда и зачем?
– В нашу ложу! Там один человек грубо пристает к моим сестрам.
– Что за человек?
– Un official Americano (Американский офицер).
– Американский офицер оскорбляет дам! Вы, должно быть, ошиблись, muchachito!
– Нет, сеньор, все, как я говорю. О, caballero, идемте быстрей!
Мы прошли коридором за ложами. На ходу я раздумывал о том, кто бы это мог приставать к девушкам. Скорее всего, какой-нибудь пьяный солдат забрел из партера в ложу. Мне казалось невероятным, чтобы так вел себя офицер.
Дверь ложи была открытой. Внутри находились четверо, из них две молодые женщины, красоту которых не мог скрыть даже полумрак ложи. Девушки сошли со своих кресел и жались друг к другу. Пожилой джентльмен стоял между ними и человеком в мундире, пытаясь защитить девушек. Весь театр – партер и ложи – шумел, слышались крики «Verguenza! Guardia!» (Позор! Полиция!)
К своему удивлению и досаде, я увидел, что мундир действительно принадлежит нашей армии – синий камзол, серебряные нашивки, погоны без полос – второй лейтенант инфантерии! Но мне не нужны были эти знаки различия, чтобы определить его звание и род войск. Бросив взгляд на его лицо, я сразу его узнал. Лейтенант Салливан из четвертого пехотного полка, молодой ирландец, недавно произведенный в это звание за доблесть на поле битвы. Смелый человек, но пьяница и хулиган; повышение не заставило его образумиться, а привело только к большему пьянству со всеми его последствиями. Сейчас он был пьян до такой степени, что с трудом держался на ногах. Однако это не оправдывало его поведения. Я не стал ждать его объяснений. Видя, что что-то происходит, за мной последовало несколько караульных солдат. Я приказал им немедленно арестовать лейтенанта без всяких церемоний и невзирая на его новообретенные нашивки. Караульные схватили его, но он попытался вырваться и начал грязно ругаться. Тем не менее его вытащили из ложи и отвели на гауптвахту, где ему предстояло провести остаток ночи.
