древесиной, товарами из Новой Англии, которые, вернувшись, продаст дома. Все плавание должно занять пару месяцев или немного больше.
День был ясным, дул теплый бриз, а синева моря поражала воображение. Джайлз сам набирал команду и пока был ею доволен. На палубе царила спокойная, деловая атмосфера. Над головой у него надувался широкий полотняный навес.
Собственный корабль. Джайлз пытался найти в своей душе ощущение завершенности, удовлетворение достигнутым.
Люди вокруг него работали размеренно и спокойно. Джайлз нанял нового матроса, и моряк из прежнего экипажа сидел рядом с новичком у бухты каната и учил его вязать морские узлы.
И у рулевого сегодня работа несложная: следуй вдоль берега с пышной растительностью, и все. На верхушке мачты впередсмотрящий выискивал опасности и препятствия, но этот маршрут был хорошо изучен, так что едва ли он заметит что-то серьезное.
Плантация Уэлборна имела собственную крошечную бухту — прекрасное место, где можно бросить якорь и подойти к берегу на веслах. На краю спокойной голубой воды их ждала деревянная пристань. За ней тянулся зеленый газон, а дальше стоял двухэтажный дом в тюдоровском стиле. Все располагалось на холме, так что Джайлз даже с корабля мог разглядеть цепочку хозяйственных построек позади дома: кухню, хижину кухарки, каретный сарай и, конечно, сахароварню и склад. В бинокль Джайлз увидел, что рабы суетятся возле сахарного пресса и кипятят огромные чаны с мелкоизрубленным тростником. За домом простирались густые посадки: бананы и миндальные деревья для белых, поля маниоки и кукурузы для негров, множество других местных кустарников и деревьев. Поместье террасами тянулось вверх по склону холма к тростниковым полям, где виднелась широкая полоса выжженной стерни и двигались туда-сюда рабы, срубая и собирая тростник.
С пристани махал рукой Эдмунд Уэлборн. На взгляд Джайлза, он совсем не изменился: невысокий мужчина с брюшком и светлыми, желтоватого оттенка волосами, блестевшими на солнце. Вокруг него на траве сидели рабы, которые при появлении корабля поднялись, приготовившись грузить огромное количество корзин, сложенных неподалеку. Шлюпки с «Надежды» и еще две лодки Уэлборна с трудом одолеют эту работу за оставшееся до вечера время, тем не менее все должно пройти благополучно. Джайлз и его первый помощник выбрались из лодки и направились к плантатору и его людям.
— Капитан Кортни! — воскликнул Эдмунд. — Рад снова вас видеть.
Капитан! Надо привыкать. Джайлз пожал протянутую руку.
— И я рад. У вас тут столько людей. Мы мигом управимся, — говорил Джайлз, а сам думал, как объяснить Уэлборну, что он никуда этих людей не повезет.
— Куда спешить? — отозвался Эдмунд. — Моя дочь готовит угощение. Я так и думал, что вы сами захотите понаблюдать за погрузкой, но какой смысл торчать на солнцепеке? Ваш помощник за всем проследит. Вы получили мое письмо?
Джайлз уже открыл было рот, чтобы ответить, но не смог выдавить из себя ни звука. По ухоженному газону за спиной Уэлборна от дома шла женщина. Золотистые волосы сияли на солнце, медлительная грация ее движений завораживала взгляд. На ней было бледно-зеленое платье, цвет которого оттенял безупречность медовой кожи. Высоко поднятые волосы открывали стройную шею, но эта масса золотых локонов явно не желала укладываться в строгую прическу. Девушка подошла ближе, и Джайлз замер под взглядом умных зеленых глаз. Эдмунд оглянулся, потом сказал:
— Моя дочь, Грейс Уэлборн.
Джайлз слегка покраснел. Что он уставился в самом-то деле! Да еще при отце. Он прочистил горло и проговорил, стараясь, чтобы голос звучал безразлично:
— Красивая девушка.
Наконец Джайлз перевел дух и тут же заметил, что дочку Уэлборна сопровождает невысокая чернокожая служанка. В одной руке она несла корзинку, закрытую полотняной салфеткой, в другой — бутылку вина. На руке у нее висело полотенце. Сзади шла еще одна женщина с широким подносом, на котором теснились бокалы, тарелки, сыр, мясо, фрукты.
— Грейс, дорогая, — позвал Эдмунд, — позволь представить тебе капитана Кортни.
Грейс остановилась чуть дальше, чем требовали хорошие манеры, и склонила голову. Капитан корабля — вот неожиданность. И явный прогресс. Куда лучше, чем работорговец (и о чем только думал отец, знакомя ее с ним?) или бесчисленные плантаторы, всякие мелкие аристократы из Франции и Англии. Разумеется, этому она тоже откажет, как и всем остальным.
— Рада познакомиться, — проговорила она и присела в грациозном реверансе.
Надо признать, он очень приятный. Выглядит в точности как настоящий капитан — чистый, опрятный. Лицо зрелого мужчины, вокруг глаз глубокие морщины, и все равно в нем есть что-то мальчишеское. А глаза у него серые, добрые, но взгляд острый и проницательный. Не слишком высок, плечи широкие, во всем облике — уверенная властность. Судя по его взгляду, он нашел, что она — красавица, это ясно, но, с другой стороны, так считало большинство мужчин.
— Итак, — вернулся к разговору Эдмунд, с интересом наблюдая за молодыми людьми, — вы получили мое послание?
Джайлз на мгновение прикрыл глаза. Очевидно, придется вести этот неприятный разговор в присутствии прелестной дочери Уэлборна.
— Вы о рабах?
— Да. Я знаю, вы не считаете себя настоящими торговцами, но мне срочно требуется транспорт для нескольких человек.
— Боюсь, сэр, я не смогу вам в этом помочь, — проговорил Джайлз, распрямляя спину.
Эдмунд вспыхнул:
— Но ведь у вас самого есть чернокожие! Я вижу их на борту. — И он махнул рукой в сторону бухты.
— Да, сэр, но они свободные.
— Что за черт?
— Можете не сомневаться — им платят столько же, сколько белым членам команды.
— Им платят? — удивленно воскликнула Грейс. — Вы платите своим африканцам?
— Да, мисс Уэлборн. Они выполняют такую же работу, так же мне подчиняются. Кое-кто из лучших моряков в наших водах — негры.
— Поразительно, — заинтересованно заметила Грейс. Эдмунд покачал головой, сказанное его явно удивило.
— Не очень-то это практично.
Джайлз молча пожал плечами. Он приехал не для того, чтобы читать проповеди, но не собирался и оправдываться за свои убеждения.
Низенькая негритянка улыбнулась ему и, словно бы приглашая, подняла бутылку с вином, потом вместе с другой рабыней расстелила скатерть в тени большой смоковницы. Грейс и Эдмунд сели рядышком, а Джайлз — напротив. Так он мог одновременно вести разговор и наблюдать за работой в бухте, где в нескольких сотнях ярдах от них шла погрузка. Прислуживающие негритянки расставили тарелки тонкого фарфора — явный знак богатства в краю деревянных ложек и глиняной посуды. В корзинке оказался душистый свежеиспеченный хлеб, вино тоже было прекрасным. Джайлз ни на минуту не забывал о деле, тем не менее он в полной мере наслаждался недолгим отдыхом, обществом, дующим с моря ветерком.
Пока капитан Кортни и Эдмунд беседовали о погоде и прочих тривиальных вещах, Грейс пребывала в смущении. Среди ее близких и соседей не было ни одного человека, который считал бы негров людьми. Дело дошло до того, что отец запретил Грейс в присутствии других плантаторов говорить о рабах. Он считал ее искренность неуместной. Грейс очень удивилась, заметив, как мягко среагировал отец на заявление капитана Кортни. В словах капитана слышалось невысказанное осуждение. Довольно самонадеянный шаг, если учесть, что он рассчитывал получить у Эдмунда заказ. Эта мысль привела ее в замешательство.
Грейс прямо взглянула в лицо Джайлза и спросила:
— Значит, капитан Кортни, вы не занимаетесь работорговлей? Вы только перевозите продукты труда рабов, которые они производят и за которые умирают. И ваша совесть спокойна?
— Грейс! — поспешно воскликнул Эдмунд.
