Легкие, как дыхание, ласки постепенно разжигали Еву, приводя ее в неописуемый восторг. Он гладил ей плечи, грудь, рука его спускалась ниже, ниже, пока не коснулась сокровеннейшего уголка ее тела, и это было такое наслаждение, что Еве казалось, она не вынесет, она умрет.
Охваченная этим сладостным ощущением, она бессильно откинула голову ему на грудь и уже не искала его губы. Изогнувшись, она слегка подалась вперед, и, уткнувшись в ее спутанные волосы, Джордан нашептывал ей страстные признания.
Как долго его пальцы совершали свое волшебство, она не помнила. Помнила только, что ее тело растворилось в океане блаженства, а потом прилив упоительного наслаждения вновь прибил ее к берегу.
Ева прижалась к нему, обмякшая, но еще не насытившаяся. Он держал ее в своих объятиях, и прикосновение его вечернего костюма к ее нежной коже действовало возбуждающе.
— Мне бы хотелось лечь, — чуть слышно прошептала она.
Он поднял ее на руки, прижав к груди, и так же, как прежде из машины, отнес на кровать, освещенную ночником чуть ярче остальной части комнаты.
Глубоко вздохнув, она закинула руки за голову и потянулась. Джордан любовался ею, он стал раздеваться, но так спокойно, что это совсем не вязалось с огнем, горевшим в его глазах. Ева смотрела, как он развязывает галстук, снимает пиджак, запонки, сорочку, носки, туфли, вечерние брюки — все, все.
Теперь он стоял перед ней совсем нагой, как и она. Свет ночника падал на его большое, сильное и мускулистое тело. Он был великолепен — мужчина, которого она любила и страстно желала.
Он улыбнулся, и она улыбнулась в ответ, протянув к нему руки. Он лег рядом с ней и стал снова ласкать ее.
Теперь она отвечала на каждую ласку, возвращала каждый поцелуй.
Он склонился над ней, и она приподнялась к нему навстречу, испустив вздох наслаждения. Губы их слились в поцелуе, а его рука вновь опустилась к сокровенному тайнику ее тела, все поплыло у нее перед глазами, она была готова принять его.
Обвив его руками, она прижалась к нему всем телом и ощутила его восставшую плоть. Она гладила его, а он ловил ее руку, губы Джордана прокладывали тропку от ее шеи к грудям, и он целовал их, целовал, целовал, а она в упоении обхватила его голову, желая, чтобы эти страстные, эти нежные, эти неземные поцелуи длились вечно.
Все выше и выше парили они на крыльях любви. Медленный, чувственный ритм сменился быстрыми и жадными движениями. Двигаясь в согласии с Джорданом, Ева с протяжным стоном вновь и вновь возносилась в мир неземного блаженства.
И снова ей вспомнилась карусель, которую этой волшебной ночью чья-то гигантская рука привела в движение и продолжала вращать до тех пор, пока все вокруг не завертелось в испепеляющем вихре страсти.
— Ева! — крикнул он.
— Да, — выдохнула она.
И он вновь глубоко вошел в нее. А она ощущала, как совершалось невероятное чудо — чудо слияния двоих в одно целое. Их тела сплелись в тесном объятии.
Как одно существо, страстное и неустрашимое, они неслись куда-то на край света. Вместе.
Надолго. Навсегда.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Уставившись в темноту, Джордан про себя отметил, что произошло невероятное: они занимались любовью. А ведь он знал, чем все кончится, едва он к ней прикоснется. Вот и кончилось.
Но он был не в силах от нее уйти. Она стала его частью. Покинуть ее означало отсечь от себя половину.
— Джордан? — начала она ласково и немного неуверенно.
— Да?
— Что с тобой?
Он отвернулся к стене. Проклятье! Всегда она знает, всегда догадывается.
— Джордан?
— Все в порядке.
Какое-то время Ева, тихо вздыхая, молча лежала, прижавшись к нему своим мягким роскошным телом. Но он знал: на этом она не успокоится.
А почему бы ему не сделать шаг ей навстречу?
Все равно от разговора не уйти. Какой резон тянуть время?
Он погладил ее по волосам и слегка прикоснулся губами к виску.
— Ладно, милая. Выкладывай, что тебе не дает покоя.
— О, Джордан, — выдохнула она.
Опершись на локоть, Ева приподнялась, чтобы, насколько возможно, разглядеть его в темноте.
— Я знаю, мы решили до завтрашнего вечера ни о чем не говорить.
— Но?
— Но после того, что случилось, я бы хотела знать…
Пауза так затянулась, что стала уже невыносимой, Джордану было не по себе. Может, хватит держать ее на крючке?
— Не волнуйся. Мы поженимся.
Он слышал, как у нее перехватило дыхание.
— Правда?
Ева низко наклонилась к нему, точно хотела удостовериться, не ослышалась ли.
Он усмехнулся.
— Ты же говорила, что хочешь.
— Да, конечно, я-то хочу, а вот ты…
— Что я?
— Ты сказал, что решил подождать, и отложил разговор до воскресенья.
— Кое-что изменилось. Сама же сказала. Мы поженимся, как только все подготовим. Идет?
— Идет.
Она чмокнула его в нос и снова легла рядом.
Он знал, что ее гложет. Она хотела большего. Хотела услышать нежные признания в вечной любви. Хотела вновь услышать те обещания, что он давал ей там, на берегу, когда делал предложение в первый раз.
Но за это время кое-что изменилось. До того признания на берегу она его не предавала; мысль о том, что он может ее потерять, даже не приходила ему в голову. Теперь же ему необходимо примириться с тем, что он может ее потерять. И действительно потерял. На время.
Наступила опасная тишина.
— А как быть с твоей семьей? — наконец спросила Ева.
— Что ты имеешь в виду?
— Может, расскажем им?
— Что?
— Что мы еще не совсем женаты, но очень скоро обязательно поженимся.
— Зачем?
— Затем, что я к ним привязалась. Очень привязалась. И не хочу лгать людям, которых люблю.
— Черт побери, Ева, — пробормотал он и заворочался. За каких-то четыре дня она умудрилась наладить отношения с его семьей куда более близкие, чем он за всю жизнь.
— Пожалуйста, Джордан, давай им все расскажем.
Он немного подумал, но согласиться на это не мог. Стоит рассказать правду, и посыплются тысячи вопросов, и от озабоченных взглядов нигде не спасешься. Болтливые кузины, вроде Луизы, с утра до вечера станут обсуждать новость.
— Нет, — сказал он, — по-моему, разумнее будет оставить все как есть. Расскажем после свадьбы, тогда они не смогут рассуждать, поженимся ли мы в конце концов или нет.
