После Нью-Йорка я некоторое время гостил у знакомых около Бостона. В Америке, к моему несчастью, тогда еще не был принят сухой закон, и мой хозяин, в соответствии со своими представлениями о правилах гостеприимства, водил меня по клубам и барам, где я вынужден был пить коктейли с его друзьями. Однажды, это был какой-то национальный праздник, я тринадцать раз пил до завтрака или, вернее сказать, с утра, потому что за завтраком меня в тот день так и не увидели. Из Бостона я поехал на Ниагару, где ко мне присоединился мой друг Сидней Кэмпбелл, путешествовавший в Японию вместе со мной, и, отдав дань безграничного восхищения Ниагарскому водопаду, мы вместе отправились в Чикаго. Здесь мы соприкоснулись с деловой стороной жизни Америки и посвятили недолгое время, что мы там пробыли, посещению скотных дворов и зернохранилищ. В продолжении путешествия мы пересекли Миссисипи и Миссури и вскоре оказались в открытых прериях – огромной равнине почти без признаков жизни, кроме одиноко пасущегося скота, попадающихся иногда небольших рощиц и редких фермерских домов. «Это напоминает мне, – записал я в своем журнале, – Кампанью, как если бы она была гораздо больше, но полностью лишилась всех своих красот: руин, акведуков, холмов, залитых теплым итальянским солнцем, и величественного купола голубых небес. Здесь все серо, уныло и невероятно однообразно. Просыпаешься утром, и кажется, что ты на том же месте, где был два дня назад. Вчера вид был немного лучше, так как сразу несколько степных пожаров оживляли уныние бесконечной равнины». Пройдя Шайенн, мы в первый раз увидели Скалистые горы – приятная перемена после прерий – и продолжали подниматься, пока не достигли города Шермана, расположенного на высоте 2400 метров над уровнем моря. Оставшаяся часть пути до Огдена и Солт-Лейк-Сити проходила по живописной дороге среди красного песчаника и множества внушительных скал.
В своем дневнике я нашел следующее описание столицы мормонов: «Это очень чистый и благополучный на вид город, со скромными, чистенькими домиками, утопающими в садах и парках. На следующее после прибытия утро мы наняли экипаж, и извозчик, который оказался англичанином, стал нашим гидом. Сначала мы поехали в Дом десятины, куда все мормоны, включая даже дам полусвета, должны отдавать десятую часть своего заработка. Затем мы посетили храм – гранитное здание, строительство которого будет закончено только через четыре-пять лет, и затем проследовали в Табернакл.[6] Это был уродливый деревянный дом, около восьмидесяти метров длиной, продолговатой формы, с низкой крышей. В нем могло разместиться двенадцать тысяч человек, и акустические свойства его так замечательны, что мы смогли расслышать звук падения булавки, которую наш гид уронил в семидесяти метрах от места, где мы стояли. Кров весь увешан фестонами из листьев, чтобы избежать малейшего эха. Из Табернакла мы направились в „Львиный дом“ к президенту мормонов мистеру Тейлору. Это довольно заурядный человек лет шестидесяти—семидесяти. Он принял нас очень вежливо и около двадцати минут занимал разговорами. Сам он родом из Вест-морленда, и был вместе с Джо Смитом в тюрьме в Нову, где последний был убит разбушевавшейся толпой. Самому ему удалось бежать, отделавшись лишь огнестрельным ранением.
Как президент, он не внушал такого благоговения и трепета, как его предшественник Бригэм Янг, обладавший, в отличие от мистера Тейлора, гением и железной волей. Когда, после смерти Джо Смита, Янг облачился в пророческую мантию, ему пришла в голову мысль о великом переселении на Запад, где мормоны могли бы жить в мире и безопасности от преследований. Во исполнение этого плана он провел их через прерии Небраски, через Скалистые горы и Великую Американскую пустыню. Преодолев все трудности, хотя и ценой многих жизней, в июле 1847 года они достигли земли обетованной. Выбор места для поселения снова подтвердил его мудрость, и своим необычайным процветанием Солт-Лейк-Сити во многом обязан его энергии, прозорливости и организаторскому таланту. Он был выдающимся человеком, но при том жестоким и совершенно неразборчивым в средствах, которые он употреблял для укрепления своего авторитарного правления. После его смерти вожди мормонов значительно утратили влияние на свой народ. У Бригэма Янга было шестнадцать жен и еще примерно столько же женщин было „закреплено“ за ним. Это термин обозначал, что при жизни они не были его женами в строгом смысле этого слова, но должны были стать ими в мире ином. Получается, что женщина может иметь одного мужа на этом свете, но быть предназначенной для другого на том. Сейчас больше четырех жен нет ни у кого, а многие считают, что двух вполне достаточно, так как расходы на их содержание сильно увеличились в связи с тем, что у „кротких“ стало принято жить на широкую ногу. Дом, в котором живут две жены, обычно сразу бросается в глаза, так как в нем должны быть две отдельных половины, со своей дверью каждая. Наш гид показал нам дом, откуда жена „номер один“ выгнала жену „номер два“ и преследовала ее по улице в ночной рубашке. Бригэм Янг построил для своей последней фаворитки очень красивый дом и назвал в ее честь Дворцом Амелии. Другого такого дома нет во всем городе. Юта – это не штат, а территория, ее губернатор назначается правительством Соединенных Штатов. Пьянство наказывается штрафом от пяти до десяти долларов, и если у провинившегося нет денег, чтобы заплатить, то он должен отработать эту сумму на строительстве дорог. Однако если судить по состоянию дорог, то либо среди жителей города мормонов почти нет бедных, либо они все ведут исключительно трезвый образ жизни».
По дороге в Сан-Франциско мы пересекали Сьерра-Неваду, где наш поезд застрял из-за снежных заносов. Нам пришлось провести шестнадцать часов на захудалой маленькой станции, коротая ночь на голых скамьях в буфете. Одной из достопримечательностей Сан-Франциско того времени был китайский квартал, который нам показал знакомый полицейский. Китайцы жили совершенно отдельно в своем собственном городе. У них свои мясники, булочники, аптекари, ювелиры и т. д. Хотя было уже больше десяти вечера, торговля находилась в самом разгаре, и, заглянув в несколько магазинчиков, мы посетили еще храм, театр и женский квартал.
24 апреля мы отправились в долину Йосемите, хотя нас и предупреждали, что мы можем не попасть туда из-за глубокого снега. Первую ночь мы провели в Мерседе, а затем, наняв коляску и пару лошадей, поехали в Марипосу, где и остановились на ночлег. Там мы оставили коляску и отправились через горы верхом. После небольшого отдыха в маленькой шахтерской деревушке Хайтс-Коув и восхитительной поездки верхом через каньон Мерсед мы оказались в долине. Я прилагаю свои впечатления в том виде, в каком они были занесены в мой дневник.
«Наш путь лежал через лес, спускавшийся к реке, которая перекатывалась по камням в пятнадцати метрах внизу. Яркая зелень травы блестела на солнце, деревья просыпались к жизни, земля была покрыта цветами всевозможных оттенков. Цветущий кустарник с очень подходящим для него названием багрянник[7] наполнял весь лес жизнью и красками. Повсюду цвели нежно-желтые лютики, незабудковой голубизны колокольчики, красные, белые, лиловые цветы всевозможных оттенков. Склон холма за рекой весь полыхал оранжевым, но мы были слишком далеко, чтобы распознать сам цветок. По мере приближения к долине Йосемите местность становилась все более дикой: склоны стали круче, и трава сменилась камнями. Мы начали спуск по узкой каменистой тропинке. В три часа мы въехали в долину. Первым моим впечатлением было разочарование. Я не мог понять, почему люди так восхищаются гигантскими скалами, поднимающимися прямо в небо: они огромны и дики, но в чем их прелесть? Сначала я даже не осознал их размеры. Но вскоре научился понимать и ценить их необычную красоту. Это чувство возникало у меня постепенно, особенно на закате. В той части долины, где находится отель „У Бернарда“, скалы подступают со всех сторон и подавляют, но тремя километрами ниже по течению долина расширяется. Мы добрались до небольшого песчаного островка у подножия Эль-Капитано и остановились там на часок после обеда. Я лежал и смотрел вверх на гигантскую скалу, вздымающуюся вертикально в небо на девятьсот с лишним метров, и почти столь же грандиозные скалы на противоположном берегу (они образовывали что-то вроде рамки для пейзажа с темными соснами, выступающими на фоне бледно-голубого неба, залитого золотым закатным светом). И тогда я почувствовал, как ошибочны были мои первые впечатления и как ничтожны все слова, сказанные о долине, по сравнению с действительностью».
Перечитав это описание долины Йосемите спустя более сорока лет, я задался вопросом: если бы мне сейчас снова довелось попасть туда, произвела бы ее красота на меня столь же сильное впечатление, как в юности, и смог бы я выразить свои впечатления столь же поэтическим языком?
Сент-Бёв однажды написал: «Три четверти всех людей переживают в себе поэта, который умирает в молодости, а человек остается жить».
Альфред де Мюссе ответил ему сонетом, в котором подверг сомнению правоту этого высказывания и, призвав Сент-Бёва к ответу за кощунство на языке богов, указал ему помнить, что «в каждом из нас спит
