путешественницей — мне всегда становилось неуютно вдали от привычного окружения, — это были самые счастливые моменты нашей совместной жизни. Он был прекрасным товарищем, образованным, культурным человеком и очень меня любил и прощал мне то, что подчас оказывался для меня на втором плане.
Каждый год мы проводили пять или шесть летних недель в путешествиях, всегда заезжая в Лондон на неделю-другую. Мы посещали те места, где Сергей жил, находили его старых друзей. Я научилась любить Лондон почти так же, как любил его Сергей.
Когда Сергей ушел на пенсию в 1971 году, я взяла в университете отпуск на целый семестр, и мы уехали в Европу. Сначала мы жили в Италии, в Белладжо, на вилле Сербелони, принадлежавшей фонду Рокфеллера, на работу в котором Сергей получил грант. Мы как будто вернулись в прошлое, в место несравненной красоты, средневековый город, где до сих пор существовало классовое устройство общества и где мы целый месяц наслаждались привилегиями, положенными нам по статусу.
Остальное время, до Рождества, мы проводили в Лондоне. Ходили в оперу, в Королевский балет, ездили посмотреть шекспировский театр, посещали Кембридж и Оксфорд, где у Сергея были друзья. Большинство из них принадлежали к нашему поколению; я познакомилась со многими очень интересными людьми, чьи имена я встречала до того только в книгах или на книжных обложках.
В салоне баронессы Муры Будберг в Лондоне по воскресеньям можно было встретить молодых английских писателей и политиков. В то время, когда я с ней познакомилась, Мура была величественной старой дамой, все еще достаточно привлекательной, чтобы обращать на себя внимание мужчин. В молодости она была любовницей Максима Горького и гражданской женой Г. Уэллса. Мы обедали в клубе «Атенеум» с сэром Исайей Берлиным, пытаясь не потерять нить его беспрерывного монолога...
Я помню, как услышала слова одной из сестер Пастернак, Лидии или Жозефины: «Как жаль, что нет Бориса. Я только что написала стихотворение и хотела бы ему прочитать», и поняла, что в этой семье все трое детей писали стихи.
Мы подружились с Женей Горнштейн, сестрой Льва Лунца, основателя «Серапионовых братьев» (литературного объединения в России 1920-х годов). В этом кругу литературные занятия тоже воспринимались как часть обычной жизни. Муж Жени был писателем и переводчиком на английский русской поэзии. Архивы Льва Лунца позже стали темой докторской диссертации моего ученика Гери Керна.
Мы нанесли визит знаменитой русской красавице Андрониковой-Гальпериной, подруге многих знаменитых представителей Серебряного века русской литературы. Ее маленькая квартирка в Лондоне была увешана картинами русских художников-авангардистов. В Оксфорде мы встречались с Максом Хейвудом, который перевел на английский «Доктора Живаго» Пастернака, со знаменитым византологом Дмитрием Оболенским и историком Коноваловым. Все эти люди принадлежали к определенному кругу общества и не выходили за его рамки, и это было очень интересно наблюдать. Для них я была просто молодой женой Сергея. Они были со мной очень добры и любезны, но я прекрасно знала свое место.
Потом мы с Сергеем полюбили ездить в круизы, повидали греческие острова, скандинавские фьорды, Рейн, Бер-муду, Багамские и Карибские острова. Мне нравилось переодеваться к ужину, гулять по палубе при луне, при желании в любое время дня и ночи смотреть на различные представления, танцевать... Мы возвращались домой, к обычной жизни, но воспоминания оставались. И остаются до сих пор.
Сергей умер в ноябре 1979 года. Его похоронили в Англии, как он и хотел, на кладбище Хэмпстед-Хит. С тех пор я живу одна в том же доме, в котором мы прожили тридцать лет. Путешествовать без моего товарища неинтересно. Лето я провожу на своей даче в Бетани-Бич (штат Делавэр), которую купила больше двадцати лет назад вопреки желанию Сергея, но с его щедрой финансовой помощью. Дача находится всего в трех часах езды на машине от Вашингтона и всегда была моим убежищем, где я отдыхала от работы, от ежедневного напряжения. Сюда приезжают мои пожить прямо в сосновом лесу, недалеко от пляжа Атлантического океана.
Недавно меня спросили, какой период своей жизни я считаю наиболее счастливым, и я ответила: «С учетом всех обстоятельств, я бы ни на что не поменяла мою сегодняшнюю жизнь».
«Правда? Даже на то время, когда вы были молоды?»
«Конечно, нет! Тогда я была очень несчастна. Недавно я вновь думала о своей жизни и поняла, что сейчас — самое лучшее время».
Я чувствую, что заплатила за «грехи деянием или недеянием» и заслужила тишину и покой. Получив свободу жить так, как мне хочется, я научилась говорить «нет» тем людям и делам, которые не кажутся мне стоящими. Я больше не чувствую себя обязанной делать что-то только потому, что это «должно быть сделано».
Моя жизнь не одинока и не ограничивается собственными интересами. Я выполняю свои общественные и личные обязанности, потому что они важны для меня. С начала 1980-х годов я возглавляла вашингтонское отделение Литфонда, русского литературного общества, основанного в Нью-Йорке. Оно возникло в 1918 году с первой волной эмиграции как благотворительная организация, призванная помогать русским писателям и художникам «в изгнании». Наша деятельность включает организацию лекций известных эмигрантских деятелей, к нам приходят новые эмигранты, которым мы пытаемся помочь «навести мосты» между их прошлым и новой, часто чужой, неопределенной и вызывающей страх жизнью.
В каком-то смысле жизнь совершила полный круг. Я приехала в США из Китая накануне Второй мировой войны, совершенно не подготовленная к жизни в этом новом мире детством в революционной России и юностью в колониальном Китае. Теперь же я могу передать этим вновь приезжим то, что мне посчастливилось здесь получить. За эти десятилетия я научилась жить собственной жизнью.
Примечания
1
Опубликована в России в 1987 г. издательством «Эрмитаж». — Примеч. авт.
2
Переиздан в 1994 г. в Эстонии издательством «Нутус». — Примеч.
авт.
3
Чарльз Крейн — активный филантроп, имевший давние связи с Россией и всем русским. В 1896 г. Крейн организовал в России свое собственное дело, «Крейн Компани », а также крупное совместное предприятие «Вестингхаус». Он был инициатором изучения русского языка на своей родине — Среднем Западе США, в Чикагском университете; в 1917 г. стал доверенным советником Вудро Вильсона в деле признания Временного правительства в Петрограде. «Крейн, — писала Д.-Х. Пер-ман, — любил Россию и видел в ней гостеприимную, щедрую, мирную христианскую нацию с демократическими наклонностями, искренне стремящуюся к либеральным реформам» (Peace & Change. II. No. 2. Summer 1974). — Примеч. авт.
4
