— Выкладывай! — сказал я. — Чем можем, поможем!
— Ин эрстен цайт временник! — объявил Вася. — Погодник, ну, как это еще календер?
— Календарь?
— Да, да, календарь!
Я сбегал на кухню, где у нас висел отрывной календарь, и вручил его гостю.
Парень повертел календарь в руках и задал совсем уж идиотский вопрос:
— Тысяча девятьсот шестьдесят шесть? Уот из ит?
Но поскольку и этот свой вопрос он задал вполне серьезным тоном, я тоже ответил ему вполне серьезно:
— Это значит, что сейчас тысяча девятьсот шестьдесят шестой год. Шестое октября, между прочим.
— А точка отсчета где? — спросил парень.
— Точка отсчета? Ах, точка отсчета! Нуль координат?
Парень радостно расплылся.
— Ну, год рождения этого самого… Впрочем, на самом-то деле никто как будто тогда не родился, хотя, конечно, никогда так не было, чтобы никто не рождался, кто-нибудь несомненно должен был родиться и в тот год…
— Так у нас ничего не получится, — прервал меня гость. — Лет ас беттер ускоритель. Маяк! Бен Муса? Чандрагупта? Петушков?
— Ближе всего Эйнштейн, — сказал я. — А вообще-то Королев!
Васино лицо стало еще круглей.
— Спутник? Гагарин? Лунник?..
Я только успевал кивать головой. Вася замолчал, втянул в рот верхнюю губу и наморщил лоб. И через некоторое время сказал:
— Ты энергетик, ты должен знать инверсор…
— Инверсор? Первый раз слышу, — честно признался я. — И вообще у меня по приборам незачет.
Вася снова замолчал, снова пожевал верхнюю губу и снова наморщил лоб. Но на этот раз молчание было совсем недолгим. Вася отчаянно взмахнул руками и сказал:
— Показывай все, что имеешь! Омнеа!
Мы пошли по квартире — я, за мной Вася, за Васей Тэр — и время от времени гость тыкал в какую- нибудь вещь пальцем и спрашивал: «Можно?» Я говорил великодушно: «О чем речь?» И он брал эту вещь и относил к своему подоконнику.
Минут через десять там, на полу, рядышком стояли: электрический утюг, телевизор, пачка соли, четыре ведра (два оцинкованных и два пластмассовых), пылесос и фотоувеличитель.
Вася, потирая руки, внимательно рассматривал эту кучу.
— Все? — спросил я.
— Паяльник бы еще! — сказал Вася. Я пошел в кладовку.
У парня даже руки задрожали, когда он увидел паяльник.
— Теперь все?
— Не совсем, — замялся Вася. — Предписан четырехкратный запас прочности, вот в чем беда! Нужны еще вот такие механизмы.
Он ткнул тапочкой в пылесос.
— Сколько?
Вася устремил глаза в потолок.
— Пять. Или лучше десять…
По-видимому, ему еще долго предстояло гулять с молочным именем.
Когда я выгружался из лифта с последней партией пылесосов, добытых в соседнем подъезде, до меня донесся странный гул и надсадный лай Тэра. Едва я отпер дверь, как он бросился ко мне — с таким волнением бросился, что чуть меня не свалил.
Я заглянул в комнату, Васи нет. В кухню. Нет. В ванную, в туалет, в кладовку. Нет нигде.
Тогда я снова заглянул в комнату. Вася потрудился на славу! Все принесенные ранее пылесосы были соединены шлангами в одну гудящую змею, к голове которой через нагревательный элемент от электроутюга были подсоединены ведра, а к хвосту припаяны фотоувеличитель и посыпанный солью кинескоп.
На подоконнике, рядом с моим тренировочным костюмом, лежали его трусы.
Первое, что пришло мне на ум, — это телекинез. Кто-то усилием мысли перенес Васю ко мне в комнату. А потом — обратно, с помощью кой-какой электронно-пылесосной аппаратуры.
Крепким орешком оказались для меня оставленные Васей трусы. Почему они остались? Не хватило телекинетической силы? Пылесосов? Или какой-нибудь детали?
Несмотря на незавершенность концепции, она представлялась мне наиболее правдоподобной. И все же полностью исключить возможность такого, пусть отвергнутого самим Васей, варианта, как его прибытие из иных миров, я не имел права.
В конце концов я пришел к двум выводам.
Первый. Что бы там ни было, а к следующей подобной встрече нужно подготовиться.
Второй. Надо предупредить соседей по дому — а то вдруг в следующий раз Вася попадет не ко мне, а куда-либо по соседству. (Будущее показало, что тут я как в воду глядел…)
Придя к таким выводам, я начал составлять вопросник, или, если угодно, анкету — на случай новой встречи. А составив, размножил ее под копирку. И возвращая пылесосы владельцам, вкратце уведомлял их о случившемся и вручал им вопросник. И просил о всех необычных событиях немедленно ставить меня в известность.
Следующие четыре дня прошли без каких-либо происшествий. Васины трусы лежали себе на прежнем месте, а соседи при встречах глядели на меня с участием.
Продолжение последовало на пятый день.
Я как раз возвращался из института и в лифте столкнулся с кинооператором Игорем Голицыным из сто тридцать шестой квартиры, одним из тех, у кого я одалживал пылесосы.
— На ловца и зверь бежит! — обрадовался Игорь. — Не буду подниматься. Извини, что не сообщил сразу…
— Он?! — испугался я.
— Ни боже мой! — заверил меня Игорь. — Но вот уже три дня подряд у нас дома происходит странная история. Ровно в семь часов, секунда в секунду… В общем, жду!
С этими словами Голицын покинул кабинку лифта.
До семи оставалось минут двадцать. Я едва успел вывести Тэра на прогулку. О том, чтобы отвести его домой, не могло быть и разговора.
Без одной минуты семь мы прибыли к Голицыну.
— Сейчас начнется, — предупредил Игорь, подводя меня к креслу возле телефона.
И в то же мгновение телефон зазвонил — нет, не зазвонил, а тихо-тихо звякнул.
Я взял трубку. Там явно что-то происходило, какое-то странное ритмичное движение. Оно шло волнами.
— Слышишь? — прошептал Игорь.
Я кивнул.
Волны набегали все быстрей и быстрей И вдруг Тэр, до той поры смирно лежавший возле моего кресла, бросился через всю комнату к «Рубину» и сделал стойку.
Я передал трубку Игорю и включил телевизор.
И тотчас комнату наполнили те же самые волны. Они отражались от стен и от потолка, заставляя звучать все находившиеся в комнате предметы; я слышал скрип, и шелест, и дребезжанье, и легчайшее потрескивание — как будто кто-то гладил кошку.
А потом появилось изображение: экран замерцал лучащимися мелкими звездами. Они вспыхивали то в одном, то в другом месте, образуя причудливые узоры, которые тут же распадались.
