Матвей аккуратно сполоснул край помятого алюминиевого сосуда, проделавшего с Григорием не одну тысячу километров, и напился. На донышке ещё осталось немножко воды.
Тарасюк скептически хмыкнул и не глядя допил остаток.
После хлеба с колбасой и воды из ручейка надо было укладываться на захваченные с собой гостиничные одеяла и спать. Ибо, как справедливо уверял Григорий накануне, требуя, чтобы выход в Шайтанову падь был назначен не позже чем на половину четвёртого ночи, сделать пятьдесят шесть километров за одни сутки — задача, непосильная даже для Портоса. Особенно если прибавить к первым двадцати восьми километрам ещё добрый десяток, нахоженный по пади и не очень приспособленным для пеших прогулок склонам окрестных сопок.
К счастью для мушкетеров, ночью дождя не было. Тарасюк проснулся в половине восьмого, достал карманный томик стихов Гейне и, не вставая, читал до половины девятого. Только после этого он растолкал спавшего без задних ног Матвея.
В гостиницу вернулись, когда на улицах давно горели фонари.
Дежурная, выдавая ключ от комнаты, сообщила, что товарищей учёных искал один молодой — рыжий, и один пожилой товарищ. Сказали, завтра зайдут ещё.
Тарасюк согласно кивнул. Раз зайдут ещё, чего же расспрашивать? Матвей, который от усталости не мог раскрыть рта, поплёлся на второй этаж в номер.
Тарасюк, как всегда, проснулся в половине восьмого. В дверь деликатно стучали. Матвей сидел на кровати, шептал: «Сейчас, сейчас...» — и, не попадая ногами в туфли, пытался надеть задом наперед штаны.
Со скоростью фокусника Тарасюк натянул на себя ковбойку, прыгнул в брюки, рванулся к двери и распахнул её.
Слегка подталкиваемый в спину рыжеволосым ответственным секретарем, в номер протиснулся необъятной ширины, могучий мужчина неопределённого возраста (может, пятьдесят, а может, и все семьдесят), с благодушнейшей иссиня-багровой физиономией, такого же цвета носом, толстыми губами и ясными голубыми глазками. Под мышкой мужчина держал небольшой свёрток.
Он снял круглую бархатную тюбетейку, обнажив объемистый, без единого волоска, коричневый от загара череп, положил свёрток на стул и, протянув Тарасюку широкопалую лапищу, представился:
— Бывший священник храма Святого Дамиана отец Арсентий, а ныне пенсионер Митрофанов Арсентий Фомич...
Потом, тяжело сопя, подошёл к Матвею, пожал ему руку, возвратился на прежнее место, бочком сел на стул возле своего свёртка и вопросительно посмотрел снизу вверх на сопровождающего.
Ответственный секретарь, внимательно и серьёзно наблюдавший с порога за передвижениями подопечного, подсел к столу, вынул из кармана большой клеёнчатый блокнот, развернул его на исписанной до половины странице, положил на неё авторучку и коротко распорядился:
— Поехали!
Бывший отец Арсентий скрипнул стулом, кашлянул в квадратный кулак и, полностью понимая торжественность момента, рокочущим басом возгласил:
— А было то в зиму одна тысяча девятьсот двадцать...
Отличнейшие сани, прикрытые медвежьей шкурой, занесло на повороте, отчего сам повелитель всея Темирбашской тайги его благородие штаб-ротмистр Выгузов, продолжая двигаться, согласно законам механики, по инерции, вылетел из саней и, чуть не врезавшись в здоровенный кедр, зарылся по пояс (считая от шапки) в сугроб.
Это происшествие несколько задержало штаб-ротмистра, и в рудник он прибыл позднее, чем рассчитывал.
Здоровенную глыбу совсем белого металла уже почти освободили от скорлупы медного колчедана, и теперь темирбашские мужики, согнанные выгузовскими бандитами на рудник «для отбытия повинности отечеству», не без интереса рассматривали находку.
Едва издали раздался зычный крик «р-р-р-рразойдись», как возле блестящей глыбы сразу стало пусто. Повелитель Темирбашской тайги подъехал к чуду, стащил с руки меховую варежку и, достав из-под шубы лорнет, вперил взор в диковинный самородок. Серебро? Платина?
О самородках подобного вида штаб-ротмистр никогда не слыхал. Остроконечная блестящая штуковина, повыше человека ростом, с прямыми, сходящимися наверху гранями...
Выгузов выпростал из-под медвежьей шкуры ногу и турнул возницу в спину. Сани послушно сдвинулись вперёд и подъехали вплотную. Штаб-ротмистр наклонился с лорнетом к странному самородку, чтобы получше разглядеть его... И вдруг ручка лорнета рванулась у него из пальцев, и всё оптическое сооружение, единственное на четыреста верст в округе, пристало к блестящей штуковине.
Несколько секунд повелитель остолбенело соображал, что же случилось. Затем он попробовал получить свою драгоценность обратно. С некоторым усилием это ему удалось.
Оторвав лорнет от гладкой матовой поверхности глыбы, Выгузов понял, в чём дело. В этом проклятом Темирбаше не нашлось ювелиров, и оправу ротмистрового лорнета пришлось отковать из железа, — старая сломалась ещё месяц назад, когда за ним гнались красные партизаны.
Значит, не драгоценность? А просто железо, только почему-то магнитное и не заржавевшее ни капли.
Выгузов поразмышлял и велел сгонять лошадей, сбивать помост, везти находку на завод. Диво-то оно, конечно, диво... Да железо в здешней тайге тоже под ногами не валяется, и наконечники для казацких пик из него получатся получше, чем из меди!
Порох и свинец, захваченные бандой летом, кончались, и надо было вооружаться чем придется — хоть ножами из обручей от пивных бочек. Потому и решил штаб-ротмистр пустить рудник и завод...
А на следующий день повелитель приказал позвать к себе местного священника, слава об учёности которого дошла и до банды.
... — Изволите ещё, отец Арсентий? — Штаб-ротмистр напил из тёмной бутылки в стопку.
— Благодарствуйте! — Черноволосый молодой батюшка помялся, но стопку пододвинул. — Пожалуй, последнюю. Что же до необыкновенного предмета, обнаруженного в заводе, господин ротмистр, то в божьей воле посылать нам различнейшие дива. Метеоры, например...
— Ладно, отец Арсентий! Откуда ни взялся подарочек, возблагодарим господа... И не словом токмо, но и делом! Завтра же, честное благородное, прикажу кузнецу отковать из этой штуковины крест для вас. Господь да простит нам наши прегрешения!..
Банда Выгузова убралась из Темирбаша, как только просохли дороги, а к осени уже перестала существовать. Но обет свой штаб-ротмистр успел выполнить...
На этом месте рассказ бывшего отца Арсентия был прерван истинным чудом: кандидат исторических наук Григорий Тарасюк и кандидат физико-математических наук Матвей Белов одновременно почувствовали, как непонятная, но тем не менее непреоборимая сила приподняла их тела и бросила к стулу, на котором сидел рассказчик. Руки учёных сами собой, совершенно непроизвольно протянулись к свертку, схватили его, содрали обёрточную бумагу и извлекли на свет божий тяжёлый блестящий крест из белого металла.
...А на следующий день крест был доставлен специальным самолётом в Новосибирск — в Институт металловедения.
Металловеды приступили к исследованию — самому детальному, какое только возможно.
К удивлению Тарасюка. Белов не стал торчать в лаборатории. Сказал, что у него неотложное дело в обсерватории, и умчался.
Профессор Файзуллин, конечно же, знал «Пояснения» Альдамака. И никогда не сомневался в том, что «звезда Таира» — плод досадной ошибки.
— Нет такой звезды — Таира, нет, нет и нет! Это я вам говорю абсолютно точно. Такая звезда не
