что револьвер выпал и заскользил по паркету. Мальтрейверс изо всех сил пытался удержать упавшего здоровяка. Краем глаза он видел, как Тэсс побежала куда-то. Силы оставляли Гаса, но вдруг раздался громовой удар, и водопад осколков полился с застекленного портрета на стене. Несмотря на то что пуля пронзила ему шею, сэр Фрэнсис Каррингтон, мировой судья, невозмутимо взирал на застывшие внизу фигуры. Мальтрейверс поднялся с паркета и подбежал к Тэсс.
— Шумновато, но зато эффектно, — задыхаясь, выдавил он, бросив взгляд на портрет и извлекая из ее трясущихся рук револьвер.
— Не глупи, — пролепетала она дрожащим голосом, — эта гадость выпалила сама по себе.
— Я очень плохо представляю себе, как эта штука действует, но все же полагаю, на таком расстоянии все шансы на моей стороне, — предупредил Мальтрейверс, горячо надеясь, что Ховард клюнет на этот блеф. Сам-то Гас знал точно: если доведется стрелять, то он поразит всех, включая себя. — Тэсс, зови полицию, нужна также и «скорая».
Тэсс направилась в библиотеку, а Мальтрейверс подошел к Шарлотте Куинн, лежащей рядом со входной дверью. Наклонившись, он взял охотничий нож из ее ослабевшей руки. Рядом с ней на полу стонала Дженнифер, зажав ладонями кровоточащую рану на бедре. Не сводя глаз с Ховарда, Мальтрейверс провел Шарлотту к креслу. Она не сводила с Гаса взгляда, полного негодования.
— Почему вы не дали мне убить ее? Теперь все достанется ей!
— Она ничего не получит, — сказал Мальтрейверс, — ни Карвелтон-холла, ни того, что в нем находится.
Ховард склонился к Дженнифер. Поддерживая рукой ее голову, он прижал носовой платок к ране. На платке сразу проступило яркое алое пятно. В зал вошла Тэсс.
— Поищи перевязочный материал, — сказал ей Мальтрейверс. — Посмотри в ванной.
Ховард не сводил с Гаса ненавидящего взгляда.
— Как ты, хитроумная сволочь, догадался? — спросил он.
— Были всего две крошечные ошибки, — ответил Мальтрейверс. — И обе совершили вы. Я увидел их с помощью Шерлока Холмса.
— Мне сейчас не до шуток, — выдавил Ховард.
— Так же, как и мне, — согласно кивнул Мальтрейверс. — Но я не шучу. Это случилось после ужина. Правда, в то время я не понял значения тех эпизодов. Вы шли впереди и, входя в библиотеку, не ударились головой о притолоку двери, хотя и превосходите меня ростом. Чарльз Каррингтон ведь нас не предупредил об опасности. Откуда вы знали о том, что следует пригнуться? Ведь вам ранее не приходилось бывать в Карвелтон-холле. Затем, уезжая, вы свернули налево, а не направо — в направлении шоссе. Вы многое узнали за десять лет пребывания в Нигерии, но эти познания не могли включать в себя сведения о безопасном пути, минующем крутой поворот дороги.
Эпизод с дверью напомнил мне один из рассказов о Шерлоке Холмсе. Холмс делает ставшее знаменитым замечание: «Собака не залаяла той ночью». То есть что-то не произошло, что, по логике вещей, должно было обязательно случиться. Ваш поворот налево означал обратное — вы сделали то, чего не должны были делать.
Вернулась Тэсс с бинтом, и Ховард, разорвав юбку Дженнифер на месте разреза, стал накладывать на рану повязку. Тэсс подошла к Шарлотте Куинн и обняла ее за плечи. Ховард надорвал бинт, завязал концы и поднял на Мальтрейверса злобный взгляд.
— И это все улики против меня? Обвинение в убийстве строить на том, что я не трахнулся башкой о дверь и поехал из ворот не в ту сторону? Да ты рехнулся!
— Что ж, пусть так, если вам так хочется, — равнодушно произнес Мальтрейверс. — Вам еще предстоит возможность выяснить, насколько много мне известно. Тем временем советую поразмыслить над тем, как вы станете объяснять намерение прикончить меня и Тэсс, а также наличие героина наверху в спальне.
Он повернулся к Шарлотте Куинн:
— Вам не следовало приезжать сюда. Разве от этого стало лучше?
— Ей самой стало легче, — резко возразила ему Тэсс. — Мне тоже приходилось совершать не правильные поступки, действуя из самых лучших побуждений. Мы в любом случае должны быть благодарны Шарлотте — она спасла нам жизнь. В первую очередь тебе и мне не следовало являться сюда.
— Знаю, — согласился Мальтрейверс. — Но если бы нас здесь не оказалось, Ховард мог убить Шарлотту.
Глава 12
Алан Моррис понял, что заложенное в глубоком детстве и укоренившееся в душе представление о грехе не позволяло ему говорить не правду. Он мог пытаться уходить от прямого ответа, но не был способен лгать. Ламберт своим профессиональным чутьем быстро уловил эту слабость викария и принялся нещадно ее эксплуатировать. Он до тех пор пресекал все попытки Морриса давать уклончивые ответы, пока тот полностью не смирился со своим поражением. После этого преподобный принялся без остановки, с каким-то извращенным чувством радостного облегчения рассказывать все. Кабинет Ламберта превратился в исповедальню.
После того как плотина была прорвана, Моррис стал признаваться во всем. С блестящими от возбуждения глазами он начал с рассказа о том, как во второй половине дня в четверг сделал ставку на четырех лошадей по системе, когда выигрыш предыдущего забега автоматически ставится на следующий. В первом он выиграл сто к восьми, во втором остался при своих, в третьем был близок к выигрышу пятнадцать к четырем (лошадка отстала меньше чем на половину корпуса). И вот в четвертом заезде наступил крах. Моррис с отчаянием слушал репортаж в конторе букмекера. Пять тысяч фунтов, которые должны были спасти его, оказались выброшенными в грязные воды Донкастера. Во время рассказа в нем проснулся всепоглощающий азарт игрока, неодолимая тяга вновь пережить то, что он испытал в тот день. Еще час викарий делился радостями побед и горечью поражений, которые испытал за те долгие годы, что предавался своей болезненной страсти. Моррис неожиданно прервал свое повествование. Казалось, что он сам был безмерно удивлен тем, что совершил, и не мог до конца это осмыслить. Потребовалось обвинение в убийстве для того, чтобы он наконец признался самому себе, что заражен неукротимой тягой к игре. Он, почтенный, всегда корректный священник, является беспомощной жертвой ужасной болезни. И вот теперь, когда была снята привычная маска, перед Ламбертом оказался всего лишь потерянный, лишившийся привычных ориентиров человек. Викарий с мольбой взирал на своего исповедника, однако отпущение грехов дано не было.
— Чьи деньги вы ставили, мистер Моррис?
После очень долгого молчания последовал ответ:
— Я предпочел бы сделать письменное заявление.
Ламберт почувствовал, что его прямой вопрос сорвал последние остатки самообмана, которому до самого конца предавался викарий. А его слова были признанием полного крушения всего.
Морриса отпустили, предупредив о том, что будет произведено полное полицейское расследование. Как ни удивительно, но Ламберт испытывал чувство огромного облегчения: Дагги Лидден по-прежнему единственный обвиняемый. Но вот пришло известие о событиях в Карвелтон-холле, и Ламберт уподобился извергающемуся вулкану. Дженнифер Каррингтон была доставлена в больницу, и полиция ожидала момента, когда она сможет ответить на вопросы. От всех остальных объяснения были уже получены. Перед Ламбертом вновь замаячил призрак обвинения в необоснованном аресте.
— Опять этот зануда! — взорвался Ламберт, услыхав имя Мальтрейверса. — Вначале он сообщает, что видел машину Лиддена, затем появляется с соображениями по поводу сейфа. И теперь это. Он что, частный сыщик?
— Нет, сэр. Он писатель, — ответил Мур.
— Кто? Всякие сказки-байки? — Лицо Ламберта, и без того напоминавшее физиономию гоблина, стало еще менее привлекательным от исказившей его гримасы неудержимой ярости. — Где сейчас этот тип?!
