Петровская вздрогнула от неожиданности, но тут же расслабилась. Голос, прозвучавший в отсеке управления, был женским, приятным, с еле уловимой мягкой хрипотцой.
— Надежда, это Анна Петровская, моя гостья, — улыбаясь, сказал Гумилев. — Будь радушной хозяйкой.
— Здравствуйте, Анна, — сказал корабль. — Не желаете ли кофе? Может быть, чай? Сок? Вино?
— С-спасибо… — удивленно оглядываясь, замотала головой девушка и шепотом спросила у Гумилева: — А почему Надежда?
— Традиционно исины всех кораблей, созданных на верфях нашей корпорации, носят это имя и имеют такую голосовую оболочку, — ответил Степан Николаевич. — История эта древняя и печальная. Надежда Алферова — так звали капитана первой терраформирующей станции, построенной еще в начале двадцать первого века. Станция проходила испытания в Арктике и подверглась нападению экстремистов. Надежда погибла на боевом посту. В память о ней мы сохранили имя и голос.
Анна вздохнула. И впрямь печально. А еще она поняла, что имел в виду Гумилев, когда говорил о неофициальном названии корабля: «Почему — поймешь потом».
— Надежда, — обратилась она к исину корабля. — Если можно, мне стакан воды.
— Холодной, горячей, с газом, без газа, минеральной, обогащенной кислородом, ароматизированной? — в голосе Надежды послышался намек на улыбку.
— Простой, без газа. Питьевой. Холодной.
— Прошу!
На подлокотнике одного из трех кресел, стоящих перед пультом, с легким щелчком открылась ниша и оттуда выплыл стеклянный, чуть запотевший стакан.
— Как видишь, комфорт тут — как в VIP-каюте самого современного межпланетного лайнера, — с гордостью сказал Гумилев. — А ведь «Надежда» — корабль многофункциональный. Ее покрытие поглощает девяносто девять процентов всех известных видов излучений, скорость приближается к субсветовым, запас хода составляет два диаметра Солсиса, а бортовое вооружение… хм… впрочем, об этом… Одну секундочку… У меня срочное сообщение…
— Что случилось? — удивилась Петровская, но Степан Николаевич, посерьезнев, сделал извиняющий жест и отошел в глубину отсека, что-то быстро говоря в микрофон.
Анна пожала плечиками и прошлась вдоль кресел, разглядывая их. Конечно же, это были не простые кресла, а самые настоящие пилотские ложементы, сверх того оборудованные множеством дополнительных функций. Подхватив стакан, девушка отсалютовала им темному куполу над головой.
— Спасибо, Надежда!
— Всегда рада, — отозвался корабль.
Гумилев тем временем становился все мрачнее и мрачнее. События на Луне разворачивались таким образом, что становилось понятно — все летит в тартарары. Хваленый Космофлот во главе с великой и ужасной «Беллоной» вчистую проиграл битву за Луноград. Генерал Белов, старый друг Степана Николаевича, скончался, не приходя в сознание. Киберкрепость «Железная скала» захвачена, причем каким-то невероятным способом нападавшим удалось перепрограммировать ее корветы типа «Филин», и они в пух и перья разбили всю армейскую инфраструктуру, подавив организованное сопротивление правительственных войск. Связи со штабом «Беллоны» нет. Связи с Генеральным штабом нет. Бои идут на улицах Новой Москвы и Лунограда.
И самое главное: Оберпротектор Колоний Гай Руднев бежал из столицы Луны в неизвестном направлении. А это означало только одно: экстремисты победили. Степан Николаевич не сомневался — на достигнутом они не остановятся, будут атаковать все мало-мальски крупные поселения, принадлежавшие Объединенному человечеству. А значит, угрозе подвергнется и корпорация «Кольцо».
Поэтому Гумилев приказал срочно созвать Совет директоров корпорации. Отдав необходимые распоряжения, он повернулся к Анне, натянуто улыбнулся.
— Душа моя, я вынужден тебя оставить. Дела, дела… Думаю, тебе будет лучше остаться на борту «Надежды».
— Почему? — удивилась Петровская.
— Ну… — замялся Гумилев и тут же нашелся: — А разве тебе здесь не интересно? Ты ведь еще ничего не видела! Осмотришь корабль, поболтаешь с… Надежда!
— Слушаю.
— Приказываю оказать нашей гостье максимум внимания. Выполнишь все, о чем она попросит. Вопросы?
— Вопросов нет, — спокойно ответил корабль.
— Ну и отлично, — Гумилев сделал над собой усилие, улыбнувшись Анне самой искренней и доброжелательной улыбкой, и поспешил к лифту.
— Степан Николаевич, а как же Матвей?… — крикнула ему вслед девушка, но президент корпорации «Кольцо» уже канул в недрах лифтовой шахты.
Он очень спешил, уверенный, что оставил свою гостью в самом безопасном и надежном месте станции.
Оставшись в одиночестве, озадаченная Анна сделала глоток воды, поставила стакан и задала исину корабля первый пришедший ей в голову вопрос:
— Надежда, а вы помните свое прошлое?
Ответ пришел не сразу.
— Уважаемая Анна, я вынуждена уточнить ваш вопрос, — сказала Надежда. — Вы имеете в виду, имею ли я память о жизни Надежды Алферовой?
— Ну да, — кивнула Петровская. — И давай просто «Аня» и на «ты», а?
— Принято к исполнению, — отозвалась Надежда. — Отвечаю на твой вопрос: воспоминания Надежды Алферовой погибли вместе с ее мозгом в две тысячи девятом году. Но все исины, принадлежащие к семейству «Надежда», имеют в своей памяти ее биографию и данные о последних часах жизни.
— Понятно-о… — Анна уселась в ложемент и опять спросила: — А исины знают, что такое любовь?
Надежда рассмеялась низким, грудным голосом.
— Наверное, какие-нибудь специально запрограммированные и знают. Но судя по имеющейся у меня информации, понятие «любовь» не имеет четких границ, хотя я могу озвучить определение…
— Давай! — заинтересованно скомандовала Анна.
— Любовь, — послушно начала Надежда, — это в первую очередь чувство, свойственное мыслящим существам и устремленное на другую личность, общность личностей или идею.
— Ни-че-го не поняла, — Петровская откинулась в ложементе, отметив, что умное кресло тихонько заурчало, видоизменяя спинку под ее фигуру. — А попроще?
— Я попытаюсь, — виновато сказала Надежда. — Как тебе вот такое: любовь возникает как самое свободное и непредсказуемое выражение глубин личности. Ее нельзя принудительно ни вызвать, ни преодолеть.
— Вот это уже похоже на правду, — вздохнула Анна и повторила: — Нельзя принудительно ни вызвать, ни преодолеть…
— С философской точки зрения термин «любовь» весьма субъективен, — продолжила Надежда, но Петровская оборвала ее:
— Не надо с философской.
— Тогда, может быть, ты хочешь услышать о типах любви? — вкрадчиво поинтересовалась Надежда.
— Каких еще типах?
— Еще в Древней Греции различались следующие виды любви: эрос — страстное, стихийное чувство, восторженная влюбленность, любовь-болезнь; филиа — любовь, связанная с социальными или индивидуальными качествами индивидуума, любовь-дружба; сторгэ — семейная любовь-нежность, и наконец, агапэ — жертвенная и снисходящая любовь к человеку или идее, любовь-служение.
«А у нас с Матвеем что? — подумала Анна. — Эрос? Да, наверное. Был эрос. Но теперь он любит Соню ван Астен. А я? Я-то продолжаю его любить! И получается, что у меня по отношению к нему агапэ,
