моих нойонов по отношению к тебе растут день ото дня».
В это же самое время Чингисхан вместе со старшими женами — Борте, Есуй, Есуган и красавицей Хулан — прохаживался по цветущему лугу, с интересом рассматривая стены и башни гигантского города. Неспешный разговор, затеянный еще в ханской юрте, временами прерывался, но не заканчивался.
Начало ему положила мудрая Борте-хатун, сказавшая мужу и повелителю:
— Слишком много зверей убивают твои охотники. Слишком много шкурок сдирают с них. Придет следующий год — на кого охотиться станут?
Накануне правое крыло войска Чингисхана под предводительством трех его сыновей — Джучи, Джагатая и Угедея — захватили обширную и богатейшую провинцию Шаньси, разграбив три главных города этой области — Биньян, Фучжоу и Сучжоу. Следом была взята и дотла сожжена столица провинции Тайюань.
Посланный сыновьями к отцу гонец рассказал, что монголы истребили всех, кого встретили на своем пути, а отрубленные головы цзиньских воинов были сложены в гору, вершина которой поднялась выше самой высокой башни Тайюаня.
— Богатства, полученные сыновьями великого, не уместились и на тысяче повозок, а длина обоза с добычей превышает сорок тысяч шагов! — гордо закончил гонец.
Получив кипу шелка и золотую чашу в награду за верную службу и хорошие вести, гонец, пятясь, выскочил из юрты. Вот тогда-то Борте и произнесла, не глядя на мужа, слова об охотниках.
Потрясатель Вселенной, услышав их, сердито засопел. Есуй и Есуган переглянулись. Они хорошо знали — когда муж и повелитель чем-то недоволен, он всегда раздувает ноздри. Знали сестры-татарки и то, что хотя их всех, включая выскочку Хулан, и именуют старшими женами, но только медведица Борте, прозванная так за некоторую грузность, может говорить Чингисхану все, что она думает в тот или иной момент.
И только ее Потрясатель Вселенной всегда выслушивает до конца и только ей он прощает все.
Вот и сейчас, посопев, Чингисхан проворчал:
— Цзинь нанесла моему народу много обид. Они еще не отплатили сполна.
— Лишь Вечное Синее небо знает, где предел мести, — не согласилась Борте.
— Победоносные нукеры нашего господина втопчут всю Цзинь в грязь! — воскликнула худенькая, смуглая Хулан, потрясая сжатыми кулачками.
— Помолчи! — буркнул Чингисхан и девушка осеклась.
— Если мне будет позволено, я скажу… — начала Есуй, но и ее остановил Потрясатель Вселенной.
Поднявшись, он откинул полог юрты и махнул рукой:
— Воздух здесь застоялся, застоялись и мысли. Сегодня Тенгри даровал нам звезды. Пойдемте любоваться ими.
Завидев Чингисхана в сопровождении жен, стражники-турахуды тут же окружили их тройным кольцом, почтительно держась на расстоянии ста шагов.
— Цзинь — враги мне, — сказал Чингисхан. — Отчего я должен думать о сохранении жизней их подданных?
— Ты всегда хотел, чтобы монголы жили в мире, — напомнила Борте. — А разве возможен мир, когда рядом лежит страна, где рано или поздно подрастут дети убитых монголами родителей?
— Значит, нужно убить и детей, чтобы мстить было некому! — рассмеялась Хулан, но наткнувшись на тяжелый взгляд мужа и повелителя, умолкла.
Есуй и Есуган вновь переглянулись. Они поняли, куда клонит медведица. Понял это и Чингисхан. Перед его мысленным взором стремительно пронеслись события последних месяцев.
Монголы, ворвавшись в коренные земли Китая, разделились на три армии. «Правое крыло» возглавили старшие сыновья Чингисхана, «левое крыло» — Мухали и Боорчу, а центр Потрясатель Вселенной оставил за собой.
Самым многочисленным и древним народом Срединной империи были ханьцы. Издревле жили они на берегах Хуанхе, занимались земледелием и различными ремеслами. За тысячелетия ханьцы видели немало завоевателей. С севера и востока на Китай накатывали орды кочевников. Иногда они терпели поражение и откатывались обратно в глушь, иногда свергали очередную династию и утверждали на троне своего повелителя. Но проходило столетие-другое, и неотесанные дикари под воздействием тысячелетней культурной традиции постепенно превращались в китайцев. Так было всегда, и никто из жителей деревень и городов в долине Великой Желтой реки не сомневался, что так будет и в этот раз.
Получив весть о приближении монгольского войска, ханьцы поступали так, как и их предки — остались в своих домах, выложив на улице рядом с дверью подношения завоевателям. Кто побогаче — фарфоровые чашки, блюда, мотки шелковой пряжи или уже готовое полотно, бедняки — мешок риса и медную лампу. Воевать за императора Цзинь ханьцы не собирались. Их не тревожила смена власти в столице. Жизнь крестьянина тяжела, тут не до войны. Придет новый император, а в деревнях все останется по-прежнему.
Чжурчжэни-цзиньцы, сами в недавнем прошлом кочевники, напротив, сопротивлялись отчаянно. Алтан-хан слал навстречу монголам войско за войском. На просторах Великой Китайской равнины гремели кровопролитные битвы, сильно задерживающие продвижение монголов. Разъяренный Чингисхан начал все чаще прибегать к помощи волка. Бывали дни, когда он вообще не выпускал серебряную фигурку из рук. И враги дрогнули. Страх обессиливал их, лишал способности здраво мыслить и крепко держать в руках клинки.
Под Хуалаем монголы разгромили крупнейшую армию Цзинь. Погибших чжурчжэней было столько, что их мертвые тела усеяли все пространство на тридцать ли[23] вокруг. Опьянев от крови, нукеры Чингисхана уже не могли остановиться. Они врывались в деревни и города, громя все на своем пути. Храмы, дома, хранилища зерна предавались огню. В качестве добычи монголы признавали только скот, оружие, золото, серебро, фарфор и шелк. Копыта коней безжалостно топтали рассыпанный по улицам и дорогам рис — на корм коням он не годился, а сами степняки считали его слишком безвкусным, чтобы употреблять в пищу.
— Вперед, вперед! — рычал Чингисхан, сжимая в руке волка. — Рубите всех!
И началось невиданное истребление. Лишь сильные, молодые юноши и девушки имели шансы выжить в этой бойне — их угоняли в рабство. Всех остальных жестоко убивали. Трупы валялись повсюду. Дымы от сожженных поселений пятнали небо. Наколотых на колья младенцев клевали стервятники. Вороны так разжирели, что утратили способность летать. При приближении человека они лишь отбегали в сторону, раскрывая испачканные кровью клювы.
Мертвецов глодали собаки и одичавшие свиньи. Полчища крыс заполонили пустынные улицы разоренных городов, спеша урвать свой кусок на этом вселенском пиршестве.
В довершение всех ужасов монгольского нашествия кидани, мстя чжурчжэнам за прошлые обиды — когда-то киданьская империя Ляо пала под ударами первых императоров Цзинь — подняли восстание и присоединились к завоевателям.
Ханьцы испугались. Бросая дома и возделанные поля, они устремились на юг, за Хуанхе, туда, где обосновалась изгнанная чжурчжэнами династия Сун. Дороги заполнили толпы беглецов. «Там, где прошли монголы, трава перестает расти», — в страхе говорили они.
Долина Великой желтой реки обезлюдела. Тошнотворный запах тлена висел над сожженными, разрушенными поселениями. И вот войска Чингисхана подошли к столице Цзинь. До победы оставался всего один шаг.
— Я хотел мира для монголов, — возобновляя прерванный разговор, сказал Потрясатель Вселенной. — Мне нет никакого дела до китайцев.
— А разве они теперь не подданные твои? — вкрадчиво поинтересовалась Есуй.
Борте одарила татарку признательным взглядом. Она поняла — сестры решили выступить на ее стороне.
— Что толку от подданных, которые умеют только ковыряться в грязи, выращивая свой никчемный рис? — ответил вопросом на вопрос упрямый Чингисхан.
— Помимо риса эти люди изготавливают шелк, посуду, разные вещи, полезные в хозяйстве, — не
