– На ней не написано, что она больничная. И вообще, тебе все идет.
Маруся критично осмотрела рубашку, вытянув подол перед собой и делая его то короче, то длиннее.
– Гумилева, пошли жрать, а?
– Да не хочу я жрать.
– У меня уже в животе бурчит. А знаешь по...
– У тебя пояс есть?
– Нет.
– А веревка?
– Ты знаешь, что происходит у меня в животе?
– Нет! И надеюсь, что никогда не узнаю.
– Желудочный сок...
– Нос!
– Разъедает!
– Что разъедает?
– Желудок.
Маруся выдержала паузу, потом встала на четвереньки и заглянула под кровать.
– Соляной кислотой.
– У меня даже тапочек нет!
– Ты знаешь, что чувствует человек, когда его тело разъедает изнутри концентрированной соляной кислотой?
– Куда они дели мою одежду?
– У меня там раны! Ужасные кровоточащие раны...
Маруся выглянула из-под кровати и посмотрела на Носа снизу вверх.
– Нос! Я не поняла, это ты меня навещаешь или я тебя? Кто из нас больной?
– Что-то ты не похожа на больную.
– Зато ты похож.
– Это пока голодный.
– А сосиски тут есть?
– Сосиски? Ну можно соорудить... наверное.
– Только сначала cооруди мне тапки.
– Оооох! Как с тобой сложно! – Нос скинул с ног кроссовки сорок седьмого размера и подтолкнул их ногой к Марусе. – Пойдем уже!
– Я в этом не пойду.
– Что опять не так?
– Это лыжи!
– Отличные кроссовки. Модель этого года.
Маруся недовольно поморщилась, но в кроссовки влезла.
– Они уродские.
– Извини, я тебя на руках таскать не буду.
– Знаешь что?
– Еще нет...
– С возрастом ты стал еще ужасней!
– Это нравится девушкам.
– Пандам?
– Каким пандам?
– Или как их там... Коалам?
Нос расхохотался.
Маруся прошаркала за ширму и заглянула в соседний сектор. Там было пусто.
– Здесь что, кроме меня никого нет?
– Нет.
– Значит, Илья не просто так проходил мимо?
– Да говорю же тебе!
– А он правда делал мне инъекцию?
Нос кивнул.
– Круто. А почему он?
Нос выглянул за дверь, взял Марусю за руку и потащил за собой.
– Идем, пока никого нет.
– А меня не убьют за то, что я вышла из палаты?
– Они никого не убивают, – отмахнулся Нос.
Тем не менее, чувствовал он себя не совсем уверенно. Постоянно оглядывался и, прежде чем свернуть, внимательно изучал каждый следующий поворот, наблюдая из-за угла.
– Кому-то, кажется, влетит, – ехидно заметила Маруся, хотя в глубине души она была очень рада, что они избегают встреч. В таком виде встречаться ни с кем не хотелось.
– Не дрейфь... Найдем мы тебе сосиски, – невпопад ответил Нос и, еще крепче сжав марусину руку, вывел ее на лестницу.
– Ну уж нееет, – возмутилась Маруся, по ступенькам в таких лыжах я точно не пройду.
– Ты умеешь ставить зеркало?
– Это то что... Эем рассказывал.
– Тебе объясняли – как?
– Еще нет...
– Ок... Давай попробуем другой вариант.. У тебя есть какая-нибудь любимая песня, которую ты знаешь наизусть?
– Кажется, ты совсем рехнулся...
– Ну есть?
– Ну есть.
– Можешь ее громко петь про себя? В голове. Не вслух, а в голове, но как будто ты очень громко поешь?
– Могу, наверное...
– Пой. Только очень громко.
Маруся отшатнулась от Носа, как от безумного.
– Пожалуйста. Пой... Пой песню.
Нос быстро достал из кармана сложенный в несколько раз листок, сунул его в руки Марусе и быстро сбежал по лестнице, оставив ее одну.
Видимо, этот странный поступок был настолько неожиданным, что заставил мозг работать быстрее и, каким-то образом Маруся догадалась, что громкое пение «про себя» должно заглушить то, что она прочитает в записке. Она наклонилась, подняла лист бумаги и развернула его.
«Я отключил этот сектор от наблюдения. Надеюсь, ты поешь достаточно громко? Обернись и посмотри на стену. Там есть отметка».
Петь и читать записку было очень сложно. Марусе казалось, что слова вплетаются в текст песни и предательски выдают себя.
«Это самое хрупкое место на базе. Попробуй разрушить его».
Бред... Почему разрушить? Зачем?
«Можешь считать меня параноиком, но мне кажется, тебе лучше свалить отсюда».
Маруся свернула записку и попыталась спрятать ее в карман. Однако в больничной рубашке карманов не оказалось. Выбросить такой текст было нельзя... Тогда куда спрятать? Маруся стянула с пятки кроссовок Носа и просунула записку под ступню.
