Слушавшие переглянулись и спросили, сколько стоит такой ученый раб?
— Две тысячи сестерциев[4]! Прямо за бесценок продаю философа, мудростью достойного Сократа, а знаниями — Аристотеля… А вот еще продается необыкновенная фракийская танцовщица Амика[5]. Она исполняет пляски разных народов, порхает легче нимфы, играет сразу на двух флейтах, поет и рассказывает детям страшные сказки. Кроме того, она умеет ткать, шить платья и печь пирожки! Цена ей всего три тысячи сестерциев. Кто будет показывать ее пляски на площадях, тот в один год заработает в десять раз больше этой цены!..
Танцовщица — «более легкая, чем нимфа», смуглая и обожженная солнцем, с серебряной серьгой в носу, в оборванной тунике — сидела, поджав под себя ноги, и бросала на хозяина и на толпу взгляды, полные ненависти и страха.
— Посмотрите также на этого фракийского мальчика, — продолжал хозяин.
— Разве вы встречали когда-либо подобного? По силе и смелости он скоро будет равен самому знаменитому гладиатору[6].
Толстяк в длинной белой тоге[7] захотел осмотреть мальчика. Как дикий звереныш, сидел бронзовый мальчик, встряхивая длинными кудрями, косясь на подходившего к нему покупателя. Когда толстяк, схватив его за уши, попытался заглянуть ему в рот, мальчик отскочил, а покупатель, тряся рукой, закричал во все горло:
— Собака! Змееныш! Он укусил меня за палец!
— Бешеный мальчишка! — смеялись обступившие зрители. — Кто же купит такого звереныша?
— Вот именно купят, — возражал работорговец. — Разве вы не покупаете злобного щенка, чтобы он охранял дом. Так же из этого фракийского мальчишки из горного племени гетов выйдет отличный сторож. А упрямого раба вполне усмиряет ременная плеть с тремя хвостами. Когда же он подрастет, его можно будет показывать в цирке как самого ловкого и смелого гладиатора.
— Сколько же стоит мальчик?
— Мальчишку Гету отдам за тысячу сестерциев и ременную плеть в придачу.
— Ха-ха! — засмеялись в толпе. — Такие деньги может заплатить лишь какой-нибудь богач Красс!
— Красс? Кто упоминает высокое имя достопочтенного Марка Лициния Красса? — пропищал тонкий женский голос.
Все оглянулись, но ни одной женщины поблизости не было, а перед рабами появился странный человек. У него было лицо старой женщины, желто-лимонного цвета, с отвислыми сморщенными щеками. На руках блестели драгоценные золотые браслеты. Одет он был в персидскую шафранную одежду, затканную зелеными и малиновыми цветами. Перед ним шел, грубо раздвигая копьем толпу, рослый воин. Сзади следовал полуголый раб-эфиоп, державший в одной руке белую шерстяную тогу, в другой — окованную железными скобами деревянную шкатулку.
— Разве никто не сказал про Красса? — продолжал незнакомец. — Конечно, всемогущий богач Красс купил бы хороших, усердных рабов, не задумываясь над тем, сколько они стоят. Я куплю и этих трех рабов и еще сотню-другую годных для работы на полях, очень крепких, самого высшего качества, которые могли бы заменить лошадей, но, конечно, не за такую чрезмерную цену. Ведь теперь наши непобедимые полководцы постоянно приводят с войны толпы пленных, которых можно купить на рынке дешевле, чем свиней или баранов.
Продавец подбежал и, заглядывая в глаза богатому покупателю, с клятвами прижимая руки к груди, стал назначать цену, постепенно ее снижая.
Торг продолжался долго. Наконец они договорились. Эфиоп отсчитал из шкатулки две горсти золотых и серебряных монет и бросил их на разостланный на подмостках плащ. Покупатель взял в руки конец камышовой веревки, на которой в числе других рабов были также привязаны за шею греческий философ- грамматик, танцовщица и кусающийся мальчик.
Затем их отвели за город, на дорогу, вдоль которой стояли закоптелые кузницы. Здесь рабов сковали цепями в группы по несколько человек.
Окруженные стражниками и погонщиками, рабы с протяжной песней направились на север. Им предстояла далекая дорога в столицу Италии Рим.
Четверо рабов несли на носилках человека с женским тонким голосом.
Это был доверенный казначей богатейшего в Риме патриция[8] и землевладельца Красса.
Дорога вскоре углубилась в горы, и в скалах гулко отдавалась старинная песня рабов — гребцов на кораблях:
НА БОЛЬШОЙ ДОРОГЕ
Караван двигался медленно, несмотря на понукания погонщиков. Рабы, больные или с плохо зажившими ранами, не могли идти быстро и задерживали остальных. Они уже не были голыми, как на рынке в день продажи. Одни надели свои прежние нарядные одежды, в которых их захватили в плен, другие завернулись в разное тряпье, поэтому толпа была самая пестрая. Здесь были представители разных народов и племен, но у всех был один признак рабства: цепи и выбритая половина головы.
Особенное внимание встречных привлекала большая группа странно одетых рабов: длинные, до пят, штаны из лошадиной шкуры, короткие рубашки из грубой льняной ткани, доходившие до пояса, на головах шапки из лисьего меха со свисавшими сзади пушистыми хвостами.
— Глядите, вот они, фракийцы! — кричали, указывая на этих рабов, жители встречных селений. — С этими фракийцами наши войска уже несколько лет ведут войну! Фракийцы живут в горах, не хотят никому покориться, больше всего на свете любят свободу и в бою никогда не отступают…
И все посматривали со страхом и любопытством на плечистых фракийцев, мерно шагавших под заунывную песню и звон цепей на ногах. Мальчик Гета затерялся в этой толпе рабов, в которой к концу дня все становились одинаково серыми от пыли. Гета шагал, держась за платье фракиянки Амики.
Она его защищала от насмешек, так как мальчик, когда его дразнили, легко приходил в ярость.
По вечерам караван останавливался на площади встречного города или за оградой селения. Всех рабов сгоняли возможно ближе друг к другу, а вокруг зажигали костры: всю ночь часовые сторожили, чтобы никто из рабов не сбежал.
На полпути караван сделал остановку в одной усадьбе, принадлежавшей владельцу множества рабов, богачу Крассу.
Там на холме раскинулась роскошная мраморная вилла[9], украшенная красивыми статуями и окруженная редкостными фруктовыми деревьями.
Надсмотрщики разбили на группы большую часть рабов и каждой объявили:
— Вы будете Лопатами, вы — Мотыгами, а ты — Сохой, ты — Воротом у колодца, ты — Бороной, а ты — Тачкой…
Фракийцы, как самые сильные, были объявлены Мельничными жерновами и Кирками, ломающими камни[10], и им предстояло пойти в разные стороны: одним на мельницы вертеть жернова, другим — в каменоломни вырубать глыбы мрамора, из которого потом строились для богачей прекрасные виллы и высекались статуи.
Грустно расставались фракийцы друг с другом, в знак прощания протягивая руки ладонями кверху. Они не предчувствовали того, что скоро им придется снова встретиться.
СМЕРТНИКИ
Остальная часть рабов двинулась дальше на север и через несколько дней пути ранним утром
